— Ах, прекратите, Матильда. Оставьте этот насмешливый тон, эти отчаянные и безбожные речи! Я не пойду с вами и не приму услуги ваших дьявольских помощников. Антония будет моей, но я добьюсь этого сам, человеческими средствами.
— Ну, тогда она никогда не станет вашей: мать раскрыла ей глаза, и теперь она научена не доверять вашим речам. Больше того, она любит другого, и, если вы будете медлить и дальше, она успеет стать его женой. Я знаю эту новость от моих невидимых слуг, которые мне помогают. Как только я почувствовала ваше безразличие, они стали следить за каждым вашим шагом, они мне рассказали обо всем, что произошло у Эльвиры, и их донесения были моим единственным утешением. Вы избегали моего общества, а я всегда была с вами, благодаря этому бесценному подарку.
Сказав это, она вынула из-под одежды металлическое блестящее зеркальце, резные края которого были покрыты странным и таинственным узором.
— Вот, — сказала она, — когда ваше безразличие отдалило вас от меня, этот талисман спас меня от отчаяния. С помощью неких слов он позволяет вызвать образ того человека, о котором думаешь. Поэтому, когда вы меня прогнали с глаз долой, сами вы, Амбросио, оставались тем не менее у меня перед глазами.
При этих словах удивление монаха перешло все границы.
— Матильда, то, что вы рассказываете, невероятно. Не играете ли вы моей доверчивостью?
— Судите сами.
И она сунула зеркальце в его руку. Он жадно схватил его, и первое, что он захотел увидеть, конечно, был образ Антонии.
Матильда произнесла магические слова. Тут же узоры по краям зеркальца ожили и начали рисовать в воздухе узнаваемые фигуры. Блестящая металлическая поверхность зеркала как бы растаяла, и перед глазами монаха замелькали какие-то картины и цветные пятна, которые кружились в жутком водовороте. Затем все это расположилось в соответствии с естественной перспективой, и Амбросио увидел миниатюрное изображение самой Антонии.
Она находилась в каморке, смежной с ее спальней. Как раз в это время она раздевалась, чтобы принять ванну, и монах имел прекрасную возможность подробно разглядеть восхитительные пропорции ее тела. Наконец упала последняя одежда, которая еще была на ней, и, подойдя к приготовленной для нее ванне, она попробовала ногой воду, но тут же отдернула ее, почувствовав холод. Хотя она не знала, что за ней наблюдают, естественное чувство стыдливости заставляло ее прикрывать свои прелести, и она стояла в нерешительности перед ванной в позе Венеры Медицейской. В это время к ней подлетела ручная коноплянка, опустила головку между ее грудей и, играя, начала их поклевывать. Смеющаяся Антония напрасно пыталась прогнать ее из этого прелестного убежища, ей пришлось поднять обе руки. Амбросио не мог больше вынести этого зрелища, его желания дошли до исступления.
— Я сдаюсь, — закричал он, швыряя зеркальце на пол. — Матильда, я иду за вами, делайте со мной что хотите.
Она не оставила монаху времени для размышления, быстро слетала в свою келью и тут же вернулась с маленькой корзинкой и ключом от кладбищенской калитки, который оставался у нее после их первого посещения гробницы.
— Идемте, — сказала она, беря его за руку, — следуйте за мной, и вы станете свидетелем результатов собственной решимости.
С этими словами она поспешно увлекла его за собой. Они добрались до кладбища незамеченными, открыли дверь гробницы и оказались перед винтовой лестницей. До сих пор путь им освещал яркий свет луны, но сюда ее лучи не проникали. Лампой на этот раз Матильда не запаслась. Не отпуская руки Амбросио, она спускалась по ступеням лестницы, но, поскольку их окружала глубокая темнота, они вынуждены были продвигаться вперед медленно и осторожно.
Они уже довольно долго кружили по лестнице, когда Матильда почувствовала, что у монаха, идущего рядом с ней, уже зуб не попадает на зуб.
— Вы дрожите, — сказала Матильда своему спутнику. — Не бойтесь ничего, мы почти у цели.
Наконец они добрались до конца лестницы и дальше стали пробираться ощупью вдоль стен. После поворота они заметили вдалеке слабый свет, к которому и направлялись. Это была маленькая лампада, которая постоянно горела перед статуей Святой Клары. Зловещие и печальные отсветы освещали массивные колонны, поддерживающие свод. Но свет лампады был слишком слаб, чтобы рассеять густой мрак, в котором скрывались склепы. Матильда взяла лампаду.