Он достал из тайника в камзоле зелёный пузырёк, полюбовался им, спрятал обратно и продолжил словесные упражнения.
— Хм! Распустила сопли! Я тёщи, может быть, лишился, и то ничего, жив-здоров, не рыдаю… Хотя… Почему «лишился»? В скором времени возьмусь уладить этот инцидент…
Вернувшиеся грузчики решили, что господин, поссорившись с сестрой, немного помешался. Они несколько минут стояли молча, им было интересно. Под влиянием этого молчаливого сочувствия Пётр Сергеевич вдруг ощутил, что в голове его рождается новая идея. На всякий случай послав зеркалу прощальный поцелуй, он кивнул тяжелоатлетам в робах. Те продолжили свой путь, уже с поклажей, по направлению к чулану, то бишь в подвал. Правда, для этого пришлось им снова заплатить, так как сентиментальный простой в их планах не значился.
Граф проводил грузчиков до самих дверей чулана, дабы убедиться, что таковой существует, и что замок на двери обычный, пустяшный, почти такой же, как был в его номере. Несостоявшийся «зятёк» не терял надежды пообщаться с «тёщей» с помощью бутылочки. Но знал он также, что в щекотливых предприятиях спешка неуместна. Сначала надо было хорошенько изучить близлежащую местность, на момент её просматриваемости, прежде чем пить из зелёненького пузырька и лезть к тёщеньке сквозь зеркало.
Пётр Сергеевич вышел на ночную улицу, огляделся по сторонам и лишь после этого направился в обход здания гостиницы. Заглядывая в тёмные окна и оконца, выяснил, что до следующего утра проникнуть в чулан не сможет. А посему решил двинуться, исключительно пешим порядком, в сторону обычных человеческих жилищ. Где и обрёл ночной покой за незначительную мзду.
Глава 41 Утренние разочарования
Наутро граф снова ходил кругами вокруг здания, принадлежавшего бывшему крепостному, а ныне архиважному и сильно задравшему нос обладателю двух постоялых дворов и одной тухлой гостиницы, господину Барскому.
Свирид Прокофьевич, в то же самое время, стоял на крыльце, вглядываясь в несколько размытый туманом горизонт. Вскоре в той молочной дымке нарисовалась лошадная подвода. Именно подвода, а никакая не карета и не бричка. Директор был уверен, что холопский транспорт проедет мимо, но такового не произошло.
— Вы и есть Свирид Прокофьевич Барский? — спросил извозчик, резво соскочив с облучка.
— Я-а-а-а-а-а… — неуверенно и хрипло пробасил спрашиваемый.
— Тогда потрудитесь отдать вещи, лежащие у вас на сохранении!
Извозчик предъявил личные бумаги. Им оказался высокопоставленный инкогнито — императорский курьер, переодетый по-простому из соображений секретности. «Премерзкая оказия!» — подумал Барский, но вслух лишь вежливо откашлялся, продолжая вчитываться в пару строк, которые любой гимназист осилил бы за две секунды.
— Так я пройду на второй этаж? — вкрадчиво спросил лже-извозчик.
— Конечно-конечно!
Хозяин заведения жестом указал на входную дверь и, пропустив гостя вперёд, покорно засеменил следом.
Уже через полчаса все вещи, оставленные накануне царскими врачами в помещении для багажа, находились на подводе.
— Вот небольшая компенсация за труды и потраченное время, — сказал курьер, передавая Барскому действительно небольшие деньги.
Недоразумение, связанное с беспризорностью императорского медицинского эскорта, было исправлено с надлежащей такому случаю быстротой. После ночного консилиума все доктора были с извинениями перемещены во дворец Марли, а за их вещами, уже утром, был выслан вышеупомянутый личный адъютант его императорского величества государя Николая Павловича. Иначе и быть не могло! От настроения врачей зависело не только лишь здоровье, но и жизнь благословеннейшего суверена — такой порядок существовал всегда, во все века, потому и курьер за вещами был послан более чем солидный.
Инцидент уладился, подвода отчалила. Глядя вслед удалявшемуся посыльному, Свирид Прокофьевич уже не плакал от счастья и не делал прощальных жестов. Он внутренне негодовал. В кои-то веки, после огромного перерыва, судьба улыбнулась ему, но оказалось, что улыбка та была неискренней. Гостиница снова пустовала! Хоть криком кричи, а не докричишься… И главное — жаловаться некому. А ведь обещали на приём пригласить, царским обедом попотчевать! Грозились… Один из докторов самолично обещал… И визитку оставил… На тот случай, ежели господину Барскому вдруг взбредёт появиться в Петербурге и где-то переночевать. Как же, жди, пустят к себе в дом эти лицемеры и подлые обманщики!
Поднявшись в кабинет и, по обыкновению, запершись на два оборота, Свирид Прокофьевич несколькими залпами выпил треть бутыли водки, чего с ним давненько не случалось, и начал, на чём свет стоит, крыть власти, всё никак не давашие ему почувствовать себя человеком.
— Самодержавие проклятое! Уф-ф-ф… Держиморды!!!
И так далее. И прочее. Ежели бы стены заведения не были такими толстыми, кто знает, не услышал ли бы кто-нибудь этих ругательств. Возможно, дворцовым ищейкам пришлось бы даже усилить охрану…
В совершенно ином настроении, деловом и весьма лояльном по отношению к государю, расхаживал вокруг того же здания тайный граф Пётр Сергеевич Скобелев, в миру Пётр Болотников. В ту минуту «их светлость» огорчало лишь одно: неясность планов хозяина гостиницы. Ну, как Барскому захочется появиться у заветной двери, ведущей в подвальный чулан, как раз тогда, когда и ему, графу, будет угодно туда войти? Какой из этого конфуз мог бы получиться!
Глянув на окно второго этажа, которое, по его сведениям, принадлежало кабинету, Пётр Сергеевич от радости чуть не завыл: Свирид Прокофьевич был у себя! А не слонялся по подвалам, не стерёг чужих шкафов, находящихся в чуланах. Господин Барский по-простецки стоял у подоконника, тупо взирая на петергофский пейзаж. В следующий же миг граф сорвался с места и устремился за угол, по направлению к крыльцу гостиницы. И далее, по коридору, ведшему в подвал, он передвигался с не меньшей скоростью.
Свирид Прокофьевич, узрев перебежку графа за угол, несказанно удивился, сменив мечтательный настрой на боевой.
— Чего он ещё затеял? Этакая сволочь! Шкаф в чулане пристроил без моего позволения, а теперь и сам в чулане поселиться, что ли, хочет?! Если так, шифоньер теперь мой, по закону…
Спустившись в подземные коридоры гостиницы, найдя в полутьме чуланную дверь, хозяин заведения отворил её и не поверил собственным глазам: жулик, стоя на коленях перед открытым зеркальным шкафом, рылся в оном! Господин Барский начал быстро вспоминать, не клал ли он чего-нибудь туда. Нет, не клал. Да и никто другой не мог туда ничего положить, ибо никому до этого шифоньера дела не было. До переноски в подвал он был пуст, несколько раз проверено.
— Милостивый государь!..
Граф молчал. Тогда пришлось сказать погромче:
— Ваша светлость, не ответите ли на вопрос, по какому праву и зачем вы забрались в моё частное помещение и незаконно исследуете арестованный шифоньер?
Слово «арестованный» произнеслось как-то зловеще. Свирид Прокофьевич даже содрогнулся. Не хотел такое говорить, да вот вырвалось. Не иначе, как знак какой! Не иначе…
Граф по-прежнему не отзывался. Хозяину гостиницы пришлось подойти к нему вплотную и спросить как можно громче:
— Вы будете отвечать, или мне позвать…
Свирид Прокофьевич хотел сказать «околоточного», но снова запнулся. Голова графа покоилась на днище пустого шкафа, совершенно пустого! А сам он, вроде как, и не дышал…
Конечно, можно было кликнуть околоточного, но можно было и повременить. Свириду Барскому не давали покоя деньги, коими ночью так развязно и так неуважительно тряс перед его лицом новопреставленный. Откуда он их взял? Уж не украл ли? То не было у него денег, а то, видишь ли, появились. И сестра тут ни при чём, да и не сестра она ему, это понятно. За пятнадцать с лишним лет работы в подобных заведениях Свирид Прокофьевич прекрасно научился отличать сестёр от содержанок и заботливых мамаш от виляющих задами «мамочек». Сообщница то была, не иначе!
Глава 42 Арест