— Это хорошо. Что с остальными?
— В процессе! Но… — Первожрец сжал переносицу, и в этом жесте вдруг проглянула усталость смертного. — В Новгороде с алтарем пришлось изрядно повозиться… Многие бюрократы вставляли палки в колеса, не обращая внимания на протекцию императора. В Вологде некоторые горожане, подстрекаемые Голицыными, устроили бунт, испугавшись «дьявольских знаков». А вчера из Пскова прислали голубя — местный епископ проклял наш храм и призвал паству «жечь еретиков».
Я встал, и тень от моей фигуры накрыла карту империи, что лежала на столе под куполом беседки. Винный кубок замер в воздухе, повинуясь моему жесту.
— Ты забываешь главное, — я коснулся изображения Новгорода — вотчины Голицыных. Картинка на карте вспыхнула голубым светом, и по колоннам поползли тени в виде бегущих львов –символ моей Земной власти. — Страх перед новым — это дыхание старого мира. Оно нужно, чтобы раздуть пламя перемен.
Радомир склонил голову, ловя в полумраке отсветы магического знака десницы на моем лице. Его собственный амулет — миниатюрная копия алтаря — замигал в такт моей речи.
— А внешние земли? — спросил я, удивляясь своему голосу. В нем прозвучали нотки интереса охотника, учуявшего дичь.
Первожрец щелкнул пальцами. На карте загорелись синие булавки за пределами империи: Стамбул, Вена, Варшава,Нью-Йорк…
— Шестьдесят три наших брата служат в новых храмах по всему миру. В Османской империи пастырь Василий приобретает последователей. В Австрии сестра Марта учит неодаренных молитвам на ваш лад. — Он усмехнулся, проводя рукой над Нью-Йорком. Иллюзия показала толпу у храма, где на алтаре сияла обсидиановая сфера. — Вчера получили донесение: наш проповедник устроил «чудо» -обезопасив небольшой провинциальный городок от Гона. Теперь его называют новым Мессией.
Я рассмеялся, и невольно отметил, что звук моего смеха был похож на треск льда под весенним солнцем.
— Когда вернется этот «Мессия», дай ему аудиенцию. Любопытно взглянуть на чудотворца, что так умело использует все ресурсы, предоставленные ему.
Внезапно карта вздрогнула. Голубой всполох иллюзии дрогнул над Новгородом, как от дуновения легкого ветерка. Радомир вскинул руку, но я опередил его. Легкий щелчок пальцев — и иллюзорное отображение города развернулось в увеличенном масштабе, показав площадь перед храмом. Толпа с факелами, крики «Долой колдовские алтари!», монах в золотой ризе, метающий молнии в двери…
— Интересно, — прошептал я, и мои глаза засветились холодным янтарным оттенком — цветом активированной Власти. — Придется научить наших пастырей новому приему. — Я сжал кулак. В пелене иллюзии молнии монаха внезапно развернулись, ударив в него самого. Но они не причинили ему никакого вреда, кроме потери репутации. Толпа в ужасе расступилась. — Пусть называют это «гневом нового бога».
Радомир склонился в глубоком поклоне, скрывая дрожь восхищения. Когда он поднял голову, на карте уже горели пять новых синих всполохов– в Тамбове, Курске, Владимире…
— Слушаюсь, мой бог.
Я оторвал взгляд от карты и взглянул на заметенный снегом парк. Начиналась метель. Её вой плавно поднимался над городом. В разрыве туч показалась луна — полная,чем-то она напоминала мой глаз, сверкающий золотом Власти. Казалось, она была готова вобрать в себя все страхи и надежды этого мира.
Зимой традиционно темнело рано. Стрелки часов на моей руке показывали ровно шесть вечера. Распрощавшись с Радомиром, я недолго думая отправился на прогулку в город. Пешком. Под маской инкогнито.
Свадебный костюм, что мне выбрали император с императрицей, не нравился мне. Я надеялся подобрать себе что-то более подходящее моему вкусу.
В этот раз ателье Рюдашковича напоминало логово алхимика, помешанного на эстетике. Стены, обитые шелковой фиалковой тканью, мерцали вышитыми серебряными созвездиями. Манекены в углах замерли в театральных позах, одетые в камзолы из перьев павлина и плащи, сотканные из тумана — легкой магии воздуха. Сам Рюдашкович, худой как жердь, с седыми усами, закрученными на манер Дали, встретил меня у двери, щелкнув каблуками.
— Ваше сиятельство! — его голос зазвенел, как разбитый хрусталь. — Я уже вижу: атлас в цветах предательства с подкладкой из шёлка, выпаренной в солнечном свете. Или… — он швырнул в воздух рулон ткани, и та развернулась, превратившись в россыпь мерцающих серебром капель. — Ха! «Сумеречная поволока» — для тех, кто предпочитает сливаться с тенями.