— Видали ли вы сады Сириуса Эридана? — Я подул на цветок, и тот ожил, лепестки заплясали, превращаясь в миниатюрных дракончиков. — Каждый артефакт — семя божественного древа. Они растут сами… если верить в них.
Охотники переглянулись. Даже Атлас сглотнул, следя за моей виртуозной иллюзией. Ледяные драконы пожирали друг друга, рассыпаясь алмазной пылью. В этом жесте была угроза, поэзия и обещание силы, против которой бессильны все чудовища мира.
У охотников не оставалось иного выбора, как подчиниться моей воле. Вся их напускная бравада была основана на уязвленной гордости, но оба уже догадывались, что на пороге стола новая эпоха… Эпоха, где Орден Зверя будет не нужен. А тут я им давал шанс наложить лапу на распространение артефактов по всему миру. Я одним выстрелом убивал двух зайцев: решал проблему с гоном и подчинял себе самую могущественную организацию на Земле.
— Через неделю первый груз прибудет в вашу цитадель, — Я спрятал платок, словно закрывая тему. — А пока… — Я кивнул в сторону фуршетного столика, где слуги разливали вино цвета малинового заката. — Попробуйте крымское рубиновое. Говорят, его выдерживают в серебряных бочках. Довольно… бодрящий вкус.
Анаксандер застыл на секунду, потом резко рассмеялся — сухо, как треск летнего бурелома.
— Вы странный человек, Глеб Ярославович. — Он повернулся к столу с винами, но бросил через плечо: — Надеюсь, ваши дракончики не сожрут нас раньше чудовищ и мы сохраним хотя бы видимость автономности.
— Полно вам! — оскалился я. — Не сомневайтесь. Я же не зверь…
— Действительно… Вы гораздо хуже.
Зал замер, словно попав под ледяное заклинание. Даже пламя в хрустальных канделябрах замедлило свой танец, завороженное появлением Анастасии. Она стояла на вершине мраморной лестницы, ее силуэт вырисовывался на фоне витражного окна с гербами династий. Платье из серебристого шелка, расшитое жемчужными нитями, переливалось, как лунная дорожка на воде. Рукава, сотканные из дымки, обнажали изящные запястья с браслетами в виде воркующих орлов — фамильной реликвии дома Годуновых. Но больше всего поражали глаза: холодное серебро северного льда, растаявшее в тот миг, когда ее взгляд встретился с моим.
Я поднялся к ней, и шепот толпы стал нарастать, как прибой. Каждый мой шаг оставлял на ступенях мерцающие следы — невидимая магия императорского дома реагировала на будущего принца-консорта. Мой черный смокинг с золотым шитьем контрастировал с ее сияющим нарядом, но в этом была гармония, как ночь гармонирует с луной.
— Ты опоздал на три минуты, — прошептала Анастасия, принимая мою руку. Ее голос дрожал, выдавая волнение, которое она так яростно скрывала. — Я уже представляла, как придется венчаться с призраком.
— Призракам не нужны кольца, — я провел пальцем по ее ладони. — А у меня их два.
Оркестр заиграл громко и проникновенно, но струны скрипок звенели иначе — маэстро вложил в мелодию каплю магии. Ноты обрели вес, превратившись в золотую пыль, которая закружилась вокруг нас. Я обнял Анастасию за талию, чувствуя, как дрожит ее тело под шелком. Первые шаги вальса были осторожными, будто мы шли по тонкому льду. Но с каждым тактом движения становились увереннее, сливаясь в едином ритме.
— Помнишь наш первый танец? — Анастасия позволила себе улыбнуться, когда я провернул ее под своей рукой.
— Как я мог забыть? — я увлек ее в серию быстрых поворотов, и жемчужные нити на ее платье засверкали, рисуя в воздухе созвездия.
Вокруг нас замерцали иллюзии: воспоминания, воплощенные моей Властью. Вот мы танцуем на Рождественском балу на Алтае. Вот мой призрачный двойник сидит у камина и читает ей стихи Пушкина. А вот и ночь перед дуэлью с бретером Михаилом, когда Анастасия не могла себе найти места от страха за мою жизнь.
Толпа ахнула. Даже император, наблюдавший с трона, уронил кубок с вином. Но мы не замечали ничего, кроме друг друга. Я притянул Анастасию ближе, наши лбы соприкоснулись.
— Ты дрожишь, — прошептал я, чувствуя, как бьется ее сердце в такт мелодии.
— Это не дрожь. Это… — Она замолчала, когда моя рука скользнула вниз по ее спине, активируя скрытые руны на платье. Алые розы расцвели на серебристой ткани, их лепестки шептали древние стихи о вечной любви.
— Ты всегда ненавидела публичность, — Я заставил ее опрокинуться в глубоком наклоне, поддерживая за спину. На миг ее темные, словно полотно ночи, волосы коснулись пола, и зал взорвался аплодисментами. — Но сегодня ты сияешь ярче звезд на небе.
— Потому что сегодня я танцую не для них, — она выпрямилась, ее дыхание смешалось с моим. — А для нас.