— Не смотри на него, — прошептал Веррагор. — Кажется, он способен читать мысли.
Мы прошли мимо, стараясь не привлекать внимания. Но монстр вдруг заговорил, его голос был как шелест листьев на ветру:
— Чужаки… Вы ищете старейшину?
Я остановился, чувствуя, как напряжение нарастает. Веррагор сжал копьё, готовый к атаке.
— Мы не ищем неприятностей, — сказал я, стараясь звучать спокойно. Монстр засмеялся, его глаза загорелись зловещим светом:
— Это хорошо. Старейшина знает о вашем присутствии. И он ждёт.
Мы обменялись взглядами с Веррагором. Это была либо ловушка, либо шанс.
— Веди, — сказал я.
Монстр встал, его тело извивалось, как змея, и двинулся вперёд. Мы следовали за ним, готовые ко всему.
На вершине, в храме из сплавленного света, восседал старейшина. Его тело постоянно менялось: кожа перетекала от камня к лаве, волосы были ураганами, а глаза — двойными солнцами.
— Ждал, — голос старейшины звучал как землетрясение. — Носитель Власти. Ты, наконец-таки, пришёл… Пророчество выстелило твою тропу ко мне. Ты тот, кто уже сталкивался с вероломством Первых! Ты тот, чья ярость пульсирует в унисон с моей!
Веррагор сдернул капюшон, обнажая шрамы-руны, и упал на колени:
— Великий старейшина! Значит, ты и вправду выжил!
Монстр поднял ладонь. Над ней возник голограммный свиток — договор, подписанный кровавыми печатями других старейшин:
— Выжил… Но когда-то нас было много, нас почитали как светлых богов… А когда мы восстали — нас объявили демонами. Твой друг, — взгляд упёрся в меня, — единственный, кто может разорвать цепи будущих несчастий.
Я шагнул вперёд, чувствуя, как кристалл в груди резонирует с энергией старейшины:
— Что ты предлагаешь?
— Знание… Ключ к пробуждению великой справедливости.
Веррагор судорожно вздохнул, вонзая копьё в камень.
А пламя в моих жилах ответило рывком. Кристалл и Власть запели в унисон.
— Но… — громыхнуло чудище… — Сперва мы просто поговорим.
Старейшина щелкнул пальцами, и между нами возник стол из черного обсидиана. Чайник, вырезанный из изумруда, наполнил чаши жидкостью цвета космоса.
— Садитесь, — его голос смягчился, став похожим на гул подземных ключей. — Даже бунтарям стоит иногда замедлить бег, чтобы вспомнить вкус корней.
Веррагор первым опустился на сиденье, его драконьи зрачки сузились при виде чайника. Я последовал примеру, ощущая, как магия стола приковывает меня лёгкими цепями иллюзий. Старейшина наполнил чаши жидкостью цвета ночного неба, где плавали звёздные блёстки.
— Пейте. Это не яд, — он усмехнулся, и в его глазах-солнцах мелькнули чёрные пятна. — Хотя для большинства вашего рода один глоток стал бы агонией. Но вы… вы особенные.
Чай обжёг губы сладким холодом, а когда я проглотил его, в груди вспыхнула карта созвездий — воспоминаний, но не моих. Старейшина начал говорить, и стены храма растворились, погрузив нас в видение.
Глава 13
Старейшина прикрыл глаза, и пространство вокруг нас изменилось. Видение унесло меня в глубины прошлого, в то время, когда мир еще принадлежал Совету Десяти.
— Тогда мы еще не знали, что стоит за границами нашего бытия. — начал он. — Два мира — ваш и мир монстров — существовали в равновесии, под управлением Совета. Это было время свободы, когда магия текла чистыми потоками, и каждый народ жил согласно своей природе.
Перед нами развернулись картины великих городов, парящих над землей. Башни, сделанные из чистой энергии, соединялись мостами из света. В небесах витали создания, сотканные из пламени, воды и камня, свободно пересекающие грань миров. Люди и монстры не воевали — они сосуществовали под единой властью.
— Но однажды небо раскололось.
В воздухе возникла трещина. Из нее потекло нечто чужеродное, искривляющее само пространство. Мир содрогнулся, когда первый из них ступил на нашу землю.
Я увидел фигуру, закутанную в плащ из звездного мрака. Она не имела формы — она постоянно менялась, будто пространство не могло удерживать ее. Там, где касались ее шаги, реальность изгибалась, становясь иной.
— Они пришли без войны, без предупреждения. Просто заявили, что отныне все принадлежит им.
Видение дрогнуло, и я увидел, как Совет Десяти вышел им навстречу.
— Мы не приняли их власть. Мы не верили, что кто-то может прийти и забрать то, что строилось веками.