Осознавая всю цену этого дара, он вынул свиток с приказом, в котором было четко прописано: «Покупка первой партии артефактов осуществляется по двойной цене». Это означало, что теперь каждый артефакт, способный защитить людей от Гона, будет иметь непомерную стоимость, а организация закупок и поставок в каждый порт, на каждую заставу, потребует огромных средств. Но цена была оправдана, если от этого зависело будущее мира и репутация Ордена.
— Очередной город сегодня спасён, — сказал он, обращаясь к Атласу, чей взгляд был полон решимости и грусти одновременно, — но впереди ещё много работы. Нам придется вложить немалые средства и силы, чтобы снабдить каждый уголок мира этими щитами.
Атлас кивнул, и они оба понимали: время для размышлений закончилось. Впервые у людей появился щит, что сможет обеспечить безопасность мирным жителям. Сможет сделать то, на что глава ордена зверя положил всю свою жизнь!
Но нужда в охотниках никуда не делась, ведь армия монстров никуда не исчезла. И ее требуется истребить!
С этими мыслями Аннаксандер отправился со своим верным другом в лагерь и возглавил элитный отряд. В этом регионе было еще много тварей, которых следовало упокоить на веки вечные. Двигаясь в сторону ворот очередного европейского города, готовясь к решающему этапу войны, зная, что миссия Глеба, его приказ, уже скоро себя покажут, Аннаксандер шагал увереннее. Он чувствовал, что мир больше не будет подчиняться тьме. И эта решимость требовала не только веры, но и колоссальных жертв, которые многие охотники были готовы отдать ради нового света, ради новой эпохи.
Монархи — такой народ, что не может долго сидеть без дела. Конечно, в Домене было хорошо, весело и тепло, но мои люди гибли на полях сражений, мои близкие рисковали собой и, возможно вовсю проливали кровь.
Поэтому немудрено, что я сейчас стоял на краю обрыва, недалеко от храма, что возвел «Радомирушка». Это было недалеко от Санкт-Петербурга. Сеть моих святилищ располагала к жестоким диверсиям. Внизу, в долине, копошились, как тараканы, обозы Голицына. Плащ хлестал по ногам, ветер выл — будто сама земля просила мести. Алтарь под ладонью был холодным, живым. Я метнул несколько огромных огненных шаров в грузовики и активировал портал. Пространство взвыло, и я шагнул в разрыв.
Очутился я уже в другом месте. Какой-то военный городок в тылу врага. Вонь пороха ударила в нос. Я вышел на крыльцо храма и увидел, как какой-то толстожопый генерал стоял перед шеренгой солдат и размахивал бутылкой, выкрикивая оскорбления в адрес Годуновых. Его рожа была красной, как мясо на углях. Я возник за его спиной, тише собственной тени.
— Пламенный спич, — бросил я в ухо.
Приказ: Распад.
Его тело хрустнуло, рассыпаясь костяной мукой. Солдаты застыли — рты открыты, глаза выпучены. А я уже рвал склады. Бочки с порохом взлетали огненными грибами, осыпая плацы искрами. Земля рычала, смыкаясь над бегущими. Крики: «Долгорукий!» — эхом бились о бетон многоэтажок.
Следующий алтарь. Река Кама. Артиллерия Голицына тузила наши фронты. Я вырвал воду из русла — вертикальная стена, высотой с колокольню. Гаубицы и танки захлебнулись, как щенки в луже. Пальцы сжал — лёд треснул, вырвался стаей кристальных ястребов. Они впились в глаза магам, выклёвывали глазницы, пока те захлёбывались собственной кровью.
— Грёбаные кукловоды, — проворчал я, вытирая брызги со щеки. — Вам бы кукол шить, а не войну.
Третий алтарь. Крепость под Псковом. Здесь я не стал убивать. Просто с помощью Власти сшил когнитивную сеть и ударил ею во врага. Шёпот из преисподни прокрался в уши солдат: «Голицын сжёг ваши семьи. Бегите». К утру гарнизон испарился. На воротах нацарапано углём: «Он идёт».
Я усмехнулся, стирая пепел с рук. Война — не про окопы. Война — про страх. А я — его отец, мать и злой демиург в одном флаконе.
— Бегите, тараканы, — пробормотал я, уже переносясь к следующему алтарю. — Бегите и шепчите мое имя.
Алтари вспыхивали и гасли за моей спиной, как свечи на похоронах империи. Империи Голицына, но не Годуновых.
Шатёр Голицына дышал смертью. Стены, сшитые из человечьих шкур, подсвечивались мерцающими неоновыми рунами — гибрид древней чернокнижной магии и современной «стихийки». На столе, выточенном из обсидиана, гудел голограммный проектор: карта фронтов светилась кроваво-красным, как раны на теле Российской империи. Даниил сидел на троне из сплавленного оружия — автоматов, перевитых колючей проволокой. В костре перед ним трещали не просто кости, а позвоночники магов-предателей, пропитанные напалмом. В чаше из черепа плавала кровь.