Пока Таисия мучилась в своих сомнениях, закончился разговор полковника с матушкой игуменьей. Она зашла в келью своей расстроенной монахини и объявила, что ехать ей в Москву надо, надо обязательно, так как полковник в ответ на ее письмо получил приказ обязательно привезти Таисию и изменить теперь что-нибудь практически невозможно. Матушку Монику страшно возмутил факт написания ею письма Сталину. Жестикулируя, как всегда, руками, когда она сильно была взволнована или возмущена, матушка спросила:
– Таисия, ну, какую работу ты – католическая монахиня, можешь получить в безбожной, варварской России? Я не понимаю, почему ты не посоветовалась со мной и написала это письмо? Спрашиваю тебя еще раз, что ты будешь делать на своей безбожной родине?
Монахиня Таисия виновато улыбнулась ей и без особой уверенности ответила:
– Может, заложу в России католический монастырь. Если не удастся осуществить это, то займусь тем, чем позволят власти. Могу учительствовать. А скорее всего, вернусь к вам, матушка игуменья, и буду продолжать свою прежнюю жизнь.
И она горько-горько заплакала от своей безысходности. Матушка перекрестила ее и машинально вытерла свои увлажнившиеся глаза.
О том, что монахиня Таисия покидает монастырь и уезжает в Москву, хотя это была тайна, вскоре узнали не только монахини, но и все жители села Подмихайловце. Известие это произвело на всех угнетающее впечатление. Но самое сильное, самое удручающее впечатление эта весть оказала на монахиню Стефанию Млинарскую, которая так сильно и долго плакала, что глаза ее совершенно опухли. А ведь между ними были обыкновенные, вежливые отношения и ничего дружеского их не связывало. Вечером Стефания собрала почти всех монахинь монастыря, они долго обсуждали вопрос, как помочь бедняжке. Потом она пришла в келью Таисии и решительно сказала:
– Сестра Таисия! Поездка в Москву нам всем представляется чем-то ужасным, завтра мы решили собраться в приемной и просить полковника Садовника не увозить тебя от нас.
Монахиня ничего не ответила сестре Стефании, а только безнадежно махнула рукой, понимая, что выхода из ее положения у нее нет и просьба эта ничего в ее жизни изменить уже не может.
Поздно ночью в монастырскую приемную позвонили крестьяне села Подмихайловце – Озернов и Кучко и попросили Аннезию, открывшую им двери, вызвать Таисию. Крестьян этих монастырь знал очень хорошо, поэтому приход их никого не удивил. Монахиня зажгла лампу и вскоре была в приемной. Сельчане обрадовались ее приходу, она пригласила их сесть, а они, переглянувшись между собой, стали страстно ее убеждать не ездить в Москву. Таисия чувствовала себя такой усталой, что просто смотрела на них и слушала, а они почти в один голос предложили:
– Поедемте с нами, сестра Таисия. Сейчас же. Немедленно. «Партия Бандеры» спрячет вас так, что Советы никогда не найдут. Или организуют выезд в другую страну. Решайте. Идите с нами.
Они выжидательно смотрели на Таисию, а она встала со стула и искренне ответила:
– Нет, друзья. Спасибо вам за это предложение. Я с вами никуда не поеду.
Таисия вышла из приемной и тут же столкнулась с матушкой Моникой. Монахиня улыбнулась, она поняла, что весь этот разговор с крестьянами и их предложения организованы хитрой ее настоятельницей, которая стала ей говорить:
– Видишь, Таисия, как любят тебя наши сельчане. И сестра Стефания все плачет, никак не может успокоиться. Завтра монахини пойдут просить полковника, чтобы он не увозил тебя.
Правила ордена Святого Василия Великого не позволяют монахиням, принявшим вечные обеты, выезжать и выходить из монастырей, в которых они живут. Поэтому матушка игуменья поставила перед Садовником вопрос о том, чтобы Таисию сопровождала какая-нибудь монахиня. В то же время правила этого ордена гласят, что в случае, если настоятельница предлагает монахине надолго покинуть монастырь, то она может не согласиться и не принять это предложение. Ведь там же указывалось, что монахиня, принявшая вечные обеты, должна безотлучно находиться в монастыре. Вот почему желающих ехать с Таисией в Москву среди монахинь не нашлось.
Тогда матушка Моника приказала собираться в дорогу сестре монахине Ирине Данилович. Она попыталась что-то возразить матушке, но та грозно взглянула на нее, и вопрос был решен. Таисию выбор этот опечалил, так как сестра Ирина была известна ей как ярая украинская националистка, ненавистница всего русского, поэтому она не поддерживала с ней никаких отношений.