Сама императрица в этот день прямо заявила:
– В России революции быть не может. Казаки не изменят…
И получили на следующий день в Петрограде уже настоящий бунт. На улицы вышел почти весь столичный рабочий люд, который озлобленно требовал:
– Хлеба!.. Хлеба!..
Произошли побоища рабочих с полицией. В столицу пришлось вызвать войска, которые заняли стратегические площади и некоторые улицы. Волнения нарастали. 4‑я Государственная Дума во главе с правым октябристом М.В. Родзянко, почувствовав шаткость самодержавия, потребовала у царского правительства реорганизации властных структур, в частности образования так называемого «ответственного, парламентского министерства».
В эти тревожные дни царь Николай II находился в Ставке в городе Могилеве, а царица Александра Федоровна с детьми – в Царском Селе. В Ставку потекли рекой телеграммы и депеши, в которых последний царский председатель Совета министров князь Н.Д. Голицын, военный министр М.А. Беляев, командующий петроградским гарнизоном генерал С.С. Хабалов и другие сановники разного ранга просили Николая II пойти на уступки.
Прислала царю письмо и его супруга, которая о волнениях в Петрограде так писала: «Это хулиганское движение – мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, – просто для того, чтобы создать возбуждение, – и рабочие, которые мешают другим работать. Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам…» Царь, его супруга и ближайшее их окружение в этот тяжелый для России момент оказались не на высоте положения, не поняв всей надвигавшейся катастрофы.
В самом начале революционных событий в Петрограде, когда можно еще было спасти пошатнувшийся трон, Николай II не решился пойти на уступки оппозиции. Избрав силовой вариант борьбы с ней, спасший самодержавие в 1905 году, царь 26 февраля 1917 года распустил Государственную Думу, лидеры которой обвиняли его двор в государственной измене.
Члены Государственной Думы признали Думу распущенной, но продолжали заседать неофициально. На следующий день, подстрекаемые депутатами Государственной Думы, в Петрограде взбунтовались солдаты. Царское правительство уже почти не контролировало ситуацию в столице. Председатель Государственной Думы М.В. Родзянко направляет в Ставку две телеграммы, в которых настойчиво просит царя во имя спасения родины и династии удовлетворить ходатайство об ответственности министров перед Государственной Думой, расформировании Совета министров и создании нового кабинета во главе с российским деятелем, пользующимся общественным доверием.
Мысли царя в это время были с семьей, в Царском Селе, «с бедной Аликс», которой одной было так тяжело «переживать эти события». Он решается ехать в Царское Село спасать семью. Но прежде всего нужно было подумать об империи, династии. Ведь в Петрограде его основные противники – депутаты Государственной Думы уже образовали какой-то Временный комитет Государственной Думы… И его военную комиссию… Беспорядки там разрастались. Однако в Ставке, к сожалению, беспорядкам в Петрограде не придавали особого значения.
Сам император по свидетельству многих генералов «был покоен и ничем положительно не проявлял и тени беспокойства». Эти тревожные дни Николай II много размышляет, советуется и принимает решение, которое не раз использовали в смутные времена его предки. Он решил усмирить столицу войсками, во главе с героем войны верным его генералом Н.И. Ивановым. В длительной ночной беседе с генералом царь на прощание сказал:
– Я берегу не самодержавную власть, а Россию. Я не убежден, что перемена формы правления даст спокойствие и счастье народу. Именно поэтому Николай II так долго и упорно отказывался от парламентского строя, который требовали дать России почти все лидеры Государственной Думы. Он чувствовал, что его отречение от престола приведет к всеобщей смуте в государстве, к гражданской войне.
Царь был согласен со своим генерал-адъютантом К.Д. Ниловым, который не раз пророчески повторял:
– Все будем висеть на фонарях, у нас будет такая революция, какой еще нигде не было.
Однако решение Николая II о наведении порядка в революционном Петрограде было слишком запоздалым. Для его исполнения нужны были верные войска, а таких у него, в том числе и у преданного ему Иванова, на 28 февраля 1917 года не оказалось. Бросить армию на Петроград он мог еще 24 февраля, но не позже. Газеты и разные слухи, распространяемые царскими противниками, сделали свое дело: царь и царица стали ненавистны армии. В нем и его жене видели виновников всех невзгод, обрушившихся на русский народ, на многострадальную Россию.