28 февраля 1917 года царь на поезде отправился в Царское Село, но смог добраться только до станции Малая Вишера. Дальше ехать было нельзя. Близлежащие станции Лобань и Тосно оказались заняты революционными войсками. Тогда Николай II принял решение ехать назад на Бологое, а оттуда на Псков, где находился командующий Северным фронтом генерал Н.В. Рузский. Нужно отметить, что к данному эпизоду царь отнесся как случайному, который не помешает ему добраться, правда, с некоторым опозданием, до Царского Села.
В пути царь узнал о создании 1 марта Государственной Думой Временного правительства, которое, за исключением октябриста Гучкова и эсера Керенского, состояло из выходцев кадетской партии. В поезд царя попали газеты разной политической окраски, излучавшие уверенность и торжество, что Россию «без негодной царской самодержавной власти» ждет необыкновенное радостное будущее. Читать это царю было тяжело и неприятно.
Далее царский поезд без происшествий добрался до Пскова. Здесь командующий фронтом генерал Рузский уговорил Николая II дать согласие на формирование Государственной Думой так называемого «ответственного» министерства во главе с Родзянко. Он пошел на этот шаг, когда узнал, что последние верные ему войска в лице собственного его конвоя надели красные банты и с «Марсельезой» вышли на улицу в Царском Селе. Преданных войск у него теперь не стало совсем, а значит, защитить его семью, о которой он только и думал, было некому.
Действительно, преданных войск у императора России в феврале – марте 1917 года не оказалось. Недаром 2 марта он в своем дневнике писал: «Кругом измена и трусость и обман!..» В связи с этим царь отказался от репрессивных мер против революционного Петрограда и потребовал от генерал-адъютанта Иванова, находившегося в Царском Селе, не принимать без его согласия никаких мер.
Рано утром 2 марта к Николаю II вновь явился генерал Рузский и доложил о переговорах по прямому проводу с председателем Государственной Думы Родзянко. Как сообщил царю Рузский, положение в Петрограде, по словам Родзянко, катастрофическое, и Россию может спасти только отречение Николая II от престола в пользу его сына Алексея и брата Михаила Александровича. Необходимость отречения Николая II поддержали Ставка и главнокомандующие фронтами, мотивируя, что ему «во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии, нужно решиться на такой шаг».
Император России оказался загнанным депутатами-горлопанами из Государственной Думы и перетрусившими высшими генералами в угол, выход из которого у него был теперь один – отречение… Он долго думал, а затем, приняв решение, тяжело вздохнул и сказал:
– Если я помеха счастью России и меня все стоящие ныне во главе ее общественных сил просят оставить трон и передать его сыну и брату своему, то я готов это сделать, готов даже не только царство, но и жизнь отдать за родину. Я думаю, в этом никто не сомневается из тех, кто меня знает…
Было это 2 марта 1917 года в 15 часов 05 минут. В этот же день к нему в Псков прибыли депутаты Государственной Думы А.И. Гучков и В.В. Шульгин, которые должны были «поднажать» на императора, чтобы он не тянул, а быстрее отказался от престола в пользу своего сына. Однако Николай II, посовещавшись с лейб-хирургом профессором С.П. Федоровым о неизлечимости болезни Алексея, принял другое решение.
В ночь на третье марта, было это около 24 часов, он подписал заранее подготовленный им манифест отречения от престола в пользу своего брата Михаила. На манифесте Николай II поставил дату 2 марта 1917 года 15 часов 05 минут, то есть время принятия им решения об отречении.
Узнав об отречении Николая II, рано утром 3 марта 1917 года великого князя Михаила Романова в Петрограде посетили М.В. Родзянко, П.Н. Милюков, Н.В. Некрасов, А.Ф. Керенский и другие члены Государственной Думы и «уговорили» его во «имя блага России и победоносного завершения войны» отказаться от принятия верховной власти.
Солнечным морозным днем 3 марта Николай Александрович вернулся в Могилев. На вокзале его встречали сотрудники Ставки. Здесь он вскоре узнал о решении своего брата Михаила Александровича отказаться от престола и о предстоящих выборах (через шесть месяцев) Учредительного собрания. В дневнике он в этот день записал: «Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!» А вот второе сообщение бывшего государя обрадовало: в Петрограде прекратились беспорядки. Он перекрестился и подумал: «Вот и дальше бы так продолжалось… Ох, как нужно России спокойствие…»