Следующий день принес ему большую радость. Из Киева приехала его «дорогая мама». Мария Федоровна на платформе обняла сына и горько заплакала. Потом они завтракали, и Николай долго рассказывал ей о причинах отречения от престола. Наконец, получил он и две телеграммы от своей супруги Александры Федоровны. У нее в Царском Селе целый лазарет: почти все дети болеют корью с очень высокой температурой.
«Бедные мои детишки. Бедная Аликс. Как ей там тяжело», – с горечью думал он.
В эти дни его несколько раз посещал начальник Генерального штаба генерал М.В. Алексеев, который докладывал ему о положении на фронтах и в России. Хорошего там было совсем мало. Успехов никаких, армия продолжает разлагаться, страна находилась в преддверии катастрофы.
Да и здесь в Ставке началась какая-то непонятная возня. Многие генералы и офицеры вдруг вспомнили свои старые обиды и набросились на престарелого бывшего министра императорского двора графа В.Б. Фредерикса и дворцового коменданта генерала В.Н. Воейкова. Дело дошло до того, что эти высшие сановники Николая II, распрощавшись тепло с ним, собрались и пытались уехать в имение Воейкова в Пензенскую губернию. Однако в пути Воейкова опознали солдаты и отправили его в Петроград, где он был арестован Временным правительством.
8 марта 1917 года в 11 часов дня в зале управления дежурного генерала Николай II прощался с высшими чинами Ставки, ее офицерами и солдатами. Вечером предыдущего дня он составил свое прощальное обращение к армии, которое Временное правительство запрещало не только публиковать, но и распространять каким-либо образом.
По свидетельству генерала Д.Н. Дубенского и полковника А.А. Мордвинова, оставивших свои воспоминания об этом трагическом моменте русской истории, Николай II одет был в серую кубанскую черкеску с шашкой через плечо. На груди висел только крест георгиевского кавалера, ордена союзников, которыми он гордился и носил постоянно, на этот раз отсутствовали. Николай II был очень взволнованным, лицо выглядело бледным, нервным, правая рука дрожала. Сильно волнуясь, правда, громким и ясным голосом он говорил:
«В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска. После отречения моего за себя и за сына моего от престола российского, власть передана Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и вам, доблестные войска, отстоять нашу Родину от злого врага. В продолжение двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками, одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы. Кто думает теперь о мире, кто желает его – тот изменник Отечеству, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестную нашу Родину, повинуйтесь Временному правительству, слушайтесь ваших начальников. Помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу. Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к нашей великой Родине. Да благословит вас Господь Бог и да ведет вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий».
Он закончил эту речь при абсолютной тишине. Растерянно смотрел бывший царь России на своих бывших подданных и пытался улыбнуться, но улыбка не получилась, вышла какая-то гримаса, исказившая лицо, а в голубых его глазах стояли слезы, готовые вот-вот политься обильным потоком. И тут вдруг в зале то там, то здесь раздались всхлипывания и рыдания. Несколько раненых георгиевских кавалеров упали в обморок. Выручил всех начальник штаба генерал Алексеев, который выступил с краткой речью, пожелав Николаю II доброго пути «и дальнейшей, сколько возможно, счастливой жизни». Царь обнял, поцеловал Алексеева и быстрым шагом покинул помещение.
Потом с царем прощались иностранные военные атташе, аккредитованные в Ставке. Выходили они от бывшего императора взволнованными и с влажными глазами. Серб Леонткевич не удержался, поцеловал ему руку и сказал, что славянство и родная Сербия никогда не забудут Николая II, который так много сделал для его родины.
Вся процедура прощания заняла у него немного времени, всего около часа, но была она для Николая II необыкновенно тяжелой. В дневнике в этот день он запишет: «Сердце у меня чуть не разорвалось… Тяжело, больно и тоскливо».