— Не напал. Но что, если ты лишь притворяешься?
— Это бессмысленно, монетчик! Зачем мне играть с тобой? Мы уж давно не малые дети. Я честен, видят боги.
— Предположим, ты не лжешь. Но что тогда с отцом Кетро? Как ты объяснишь то, что произошло прямо на этом же месте? Его ты не пожалел.
— Боги, я не забуду ту ночь никогда, — прошептал Бален, обхватив голову руками. — Его крик, его кровь, брызнувшая на меня, будут сниться мне до конца моей несчастной жизни. Но знай, монетчик, я защищал себя и свою семью! Все, что я натворил на этой проклятой поляне, я сделал, чтобы спасти жену и детей.
— О чем ты говоришь? — удивился Дарлан. Защищал семью? От чего?
— Опусти ты уже меч, я все расскажу, ежели ты готов слушать. А потом… Потом, если уж так решишь, убей меня, возьми деньги у старосты и езжай охотиться на настоящих чудовищ. Сопротивляться не стану.
— Хорошо, рассказывай.
— Напасть эта свалилась на меня почти что семь лет назад, — начал кузнец. — Семь лет, мастер, спроси в деревне — задрал ли оборотень кого–нибудь за это время? У города собиралась ярмарка, а у меня было что туда свезти по мелочи, да еще добротный клинок выковал, его у меня какой–то воин на ярмарке и купил. Остальное тоже продал, уж больно бойко торговля прошла. Удалось неплохо заработать и достать приличную пластину серебра, чтобы жене кой–какое украшение справить, она как раз мне сына подарила. И вот, возвращался я уже домой, а ко мне в повозку человек попросился. С виду — обычный путник, одежа скромная, не молодой, не старый, все улыбался и хвалился, что полмира объездил, а я как болван слушал про то, как в дальних краях живут, да рот разевал. Заночевали мы, значится, в поле, вокруг ни души. У него с собой из еды ничего даже не было, ну думаю, чего жадничать, у меня–то курицы вдоволь осталось, поделюсь. Развели костер, пожарили. Этот ублюдок, прихвостень Малума, жевал да нахваливал. Потом, говорит, что мясо едал, слаще которого в мире нет. Где же такой вкуснятиной кормят, спрашиваю, небось на югах далеких, где верблюды водятся? А он, подлец, смеется, подмигивает мне, будто приятелю, и отвечает, что мясцо это расчудесное повсюду есть. Мне бы, дураку, еще тогда смекнуть, о чем мой новый знакомец толкует. Вдруг гляжу — он одежду снимать принялся, а сам улыбается все. Ну, думаю, попался мне грязный мужеложец, спаси Хиемс его душу. Надо сказать ему, что не по мне этот грех, а коли приставать все равно станет, то двинуть ему хорошенько, для воспитания. Не успел — увидел то, что тебе, мастер, сегодня увидеть пришлось. Помню, что закричал я сначала, сердце в пятки ушло. Потом схватил прут, на котором мы курицу над огнем крутили, а тут он и сиганул на меня. Я этот прут ему прямо в брюхо и воткнул, он взвыл, больно все–таки ему было. Но вукуле только серебро смерть приносит. А он, значит, рычит жутко, слюна из пасти капает, и медленно своей лапой прут из себя вынимает. Тут я вспомнил про пластину серебряную, края у нее тонкие, чуть ли не острые, молюсь Аэстас, чтобы силы придала. Запрыгиваю в повозку свою, хватаю эту самую пластину, а он… Короче укусил он меня, демонская сволочь, за ногу прежде, чем полоснул я его по горлу серебром. Смотрю — завертелся он волчком, захрипел и упал замертво, превратившись в человека. Рану я перевязал, его тело там и бросил, чтобы звери съели. А сам еду домой и трясусь то ли от страха, то ли от укуса. Вспоминаю, что про вукул слыхал. Вроде в народе говорят, коли убьешь укусившего тебя монстра, то сам от этого проклятья избавишься. Неправда это оказалась, как видишь. Я сам скоро это понял, когда по ночам все члены почему–то ныть начинали, словно лихорадку какую подхватил. В первое полнолуние после этого совсем тяжко стало. Когда жена с детьми уснула, я в лес ушел и тут уж обратился, дал волю тому, что поселилось во мне. И веришь, монетчик, я не почувствовал голода, о котором рассказывают. Видел в полной темноте, будто ранний вечер был, запахи слышал так, будто никогда до этого носом–то и не нюхал. Ощущал страшенную силищу внутри себя! Но не жаждал крови, не желал броситься в деревню, чтобы разорвать кого–нибудь и насытиться. Уж не знаю, как так вышло — от того ли, что я быстро отправил к демонам укусившего меня вукулу, или еще от чего. И я завыл, мастер, но не от горя, а от счастья, что проклятье это не сделало меня чудовищем во всем. Жизнь продолжилась, лишь иногда мне было нужно перекидываться в волка на двух ногах, чтобы это не произошло на глазах у родных или соседей. Я научился возвращать себе прежний вид по хотению, смирился с долей, которую не просил и даже кровному врагу бы не пожелал. Семь долгих лет минуло. Все было спокойно, пока…
— Отец Кетро случайно не наткнулся на тебя в лесу? — догадался Дарлан.