Таннет бы рассказал про каждое чудовище из зверинца, про их происхождение, повадки, слабые и сильные стороны, но теперь он сам был в клетке, словно один из них. Как с ним обращаются там? Правда ли Гидор поместил его в камеру для важных заключенных или все же бросил в сырой подвал с еще десятком арестованных, где за три дня можно подцепить заразу, а потом всю жизнь плеваться кровью? Вопросы без ответов. Дарлан понимал, что проверять, сдержал ли слово продажный сержант, не стоило, тот мог и разорвать сделку. С подобной мразью нужно было держать ухо востро, не напоминая о себе лишний раз. Оставалось надеяться да вспоминать молитвы богам. Какая–то ярмарка надежд выходила, а ведь они всего лишь хотели найти здесь работу. Ничего, когда это все закончится, Дарлан устроит Таннету такую взбучку, что он никогда больше не сядет играть в кости.
Осмотрев все клетки, Дарлан вышел из секции зверинца. Пора было возвращаться в Арнхольмград к своим клопам.
Глава 3
— Я так понимаю, что сегодняшний день сложно назвать удачным? — спросил Куан, протягивая Дарлану блюдо с вымытым виноградом в сахарной пудре. Они спрятались от солнца в тени шатра, где дышалось хоть немного легче. Слуги купца создавали иллюзию ветерка своими гигантскими веерами. С западной стороны ярмарки долетали звуки приятной музыки, способствующей здоровому аппетиту.
— Вы наблюдательны, — ответил монетчик, принимая сладкое угощение. Виноград был спелым и сочным.
По правде говоря, день оказался катастрофичным для Дарлана. Вчерашнее везение вдруг изменило ему, будто он каким–то образом разгневал богов. Работы почти не было, а то, что удалось выручить за половину второго из отмеренных ему на поиск денег дней, ушло на завтрак и обед. Идею с выступлением не удалось претворить в жизнь — свободных площадей не нашлось, да и снять место на Великой ярмарке стоило недешево. Дарлан почти получил шанс заменить куда–то пропавшего из труппы акробатов жонглера, но тот внезапно появился перед самым выходом на помост. Задержался у местной вдовушки, как выяснилось позже. Неужели не мог ублажать ее до вечера? Потом к монетчику прицепился тот самый торговец, что вчера утром предлагал убить своего конкурента. Он настаивал, что если Дарлан лишит жизни этого негодяя, то совершит благое дело для всего мира. На вопрос в чем благость для мира от смерти одного купца, настырный наниматель лишь пожал плечами и удвоил награду. На этот раз Дарлан не стал терпеть и в самой ясной форме дал понять, что если жаждущий крови торговец опять подойдет к нему с тем же предложением, то у его конкурента появится повод для радости. Удалился купец с несвойственной для его комплекции скоростью.
— Да бросьте вы это все, Дарлан. — Куан вытер шелковым платком лоб. — Не мучайтесь, мне печально видеть, как мастер Монетного двора зарабатывает не своими способностями. Кому вы там должны денег? Найдите его сегодня же и сообщите, что уже завтра необходимая сумма будет у вас.
— Поверьте, Куан, я не страдаю от того, что занимаюсь не тем, чем обычно занимаются члены моего ордена, — сказал монетчик, вытирая пальцы салфеткой, заботливо поданной слугой купца. — Это лучше, чем сидеть без дела на заднице.
— Чем больше с вами беседую, тем более занятным человеком вы мне кажетесь. Признаюсь, я‑то всегда считал, что рыцари монет, так вас зовут в краях откуда я родом, — люди, чрезмерно подверженные гордыне.
— Почему?
— Возможно, вам не понравится мой ответ.
— Господин Куан, я больше не в братстве, поэтому вы легко можете говорить все, что вам заблагорассудится.
— Ну что ж, — начал купец, взяв у слуги бокал с абрикосовой настойкой, хорошо разбавленной холодной водой. — Я сужу только по собственному опыту, и даже такому опытному человеку, как мне, случается ошибаться. Путешествуя по княжествам, я сталкивался с несколькими мастерами, включая того, о котором я вам уже рассказывал. Все они были схожи в том, как вели себя с другими. На князей они смотрели ли чуть ли не как на закадычных приятелей. На солдат, замечу, бывалых солдат, закаленных в настоящих сражениях, они смотрели, будто на новобранцев, только научившихся держать клинок с правильного конца. Но ведь способности мастера Монетного двора были добыты ими не в бою, это судьба распорядилась так, что их вырастили людьми с удивительными умениями. Откуда такая спесь? Это чувство собственной значимости, даже превосходства над другими?