— А это были те разбойники, что убили жену Ламонта? — спросила девочка с косой. — Мне бы очень хотелось, чтобы это были они. Тогда бы Ламонт отомстил им.
— Если бы это была сказка, то это были бы они, дитя, — мягко ответил Сайен. — Но я сильно сомневаюсь в этом. Еще кто–нибудь?
Любопытных больше нашлось.
— Теперь постройтесь в одну колону, — приказал наставник. — Следуйте за мной в ваш новый дом.
Дети направились вслед за мастером, а Дарлан поплелся в самом хвосте. Новый дом. Эти слова будто больно ударили его по щекам — они запылали. Несколько капелек слез скатилось вниз по лицу, оставив соленый привкус на губах. Он, стиснув зубы, еще крепче сжал свой мешок. Меньше всего ему было нужно, чтобы сейчас кто–то увидел его плачущим. Здесь это не приветствовалось, Дарлан откуда–то знал, хотя никто об этом не говорил. Новый дом. Для тех, кто провел жизнь на улице, эти слова прозвучали как нечто прекрасное. Они больше не будут искать пищу среди мусора, спать под дождем, убегать от стражников или кого похуже. Они будут жить в замке, есть за столом, тренироваться, чтобы спустя годы зваться мастерами Монетного двора. У них появилось место, которое они действительно могут считать свои новым домом. Но Дарлан не хотел этого. Он хотел назад, в свой дом. К матери и отцу. Хотел, чтобы все было как раньше. Не хотел идти среди этих детей, которых вел человек с татуировкой монеты. Не хотел приплывать сюда на корабле, не хотел подниматься наверх, где серый замок врос в широкий утес мертвой каменной глыбой, не хотел становиться укротителем монеты, о чем мечтали многие мальчишки, и ведь было о чем мечтать: удивительные способности, сила, слава! Но когда приходит время, все глупые мечты пропадают, словно их и не было. Еще год назад, Дарлан не представлял, что его заветным желанием будет возвращение домой. И хотя ему только недавно исполнилось десять лет, он думал о себе, как о взрослом, поэтому не обманывал себя. Его мечта никогда не сбудется. Как только за его спиной закрыли ворота, путь назад был отрезан. Навсегда.
Его мама умерла позапрошлой зимой, когда пришли страшные морозы, которых не бывало сотню лет, а то и дольше. Она сгорела быстро, как тонкая свеча. Только была здесь рядом, а потом исчезла. Той зимой горячка унесла множество несчастных жизней, оставив после себя толпы вдов, вдовцов и сирот. С того самого дня мир вокруг для Дарлана изменился, потускнел, приобрел странную размытость. Все казалось другим, лишь всегда спокойное лицо матери, ее светлые глаза и теплые руки яркими пятнами проплывали перед глазами, когда Дарлан плакал в своей постели. В доме стало тише, друзья вдруг стали незнакомыми. Но хуже всего было с отцом. Мое сердце, так он называл маму. И когда ее душа отправилась на суд Хиемса, когда ее сердце перестало биться, отец потерял волю к жизни. Он начал пить, много и долго, зарываясь все глубже и глубже, пока однажды его не засыпало головой. Преуспевающий купец стал превращаться в горького пьяницу. Торговые дела ухудшались с каждым днем, он терял контракты, его выгнали из гильдии. Потом дело дошло до дурь–порошка. Отец часами валялся на полу своей комнаты, пуская слюни, словно слабоумный. Возможно, в этих грезах мама была жива. Возможно, поэтому он так стремился бывать в этих грезах все чаще и чаще. Но почему же отец забывал, что у него есть Дарлан, его сын, родная кровь, в котором была частичка мамы? Почему не смог воспрять духом, как Ламонт, когда тот нашел в жизни новый смысл? Почему Ламонт одолел своих демонов, а отец сдавался им без малейшей попытки? Ведь для него теперь Дарлан должен был стать смыслом жизни, тем, что могло бы вывести его из этого жуткого состояния. Но отец только слепо продолжал идти по пути саморазрушения.