По винтовой лестнице, которая вела в башню левого крыла, они поднялись на второй этаж, где, по словам наставника, располагались кельи для новобранцев. Просторный коридор встретил их прохладой. Дети завертели головами, рассматривая начертанные на потолке рисунки разнообразных монет. Многие из них Дарлан видел воочию, когда дела у его семьи шли хорошо. Даже золотую марку времен Империи, изображение которой уже потускнело. На голых стенах сияли свет–кристаллы. Множество свет–кристаллов крупного размера. О богатстве Монетного двора ходили легенды. Правдивые, судя по всему. Сайен остановился и указал на комнаты с открытыми дверьми.
— Начиная с последнего мальчика, занимайте свое жилище на ближайший год, — сказал он. — Скоро обед, я пришлю за вами. Из келий не выходить, а если нарушили это правило, то не уходить дальше этого коридора. За этим последует наказание. Не советую в свой первый день попасть мне под горячую руку. Запомните, дисциплина — важный элемент в обучении. Тот, кто плюют на нее, плюет на весь орден.
Дарлан вошел в свою келью. Не разгуляешься — два шага от двери до кровати, шесть шагов от стены до стены. Обстановка скромная до невозможности: небольшая кровать, возле нее столик с кувшином для воды. В углу — шкаф для личных вещей. Маленькое окошко или скорее отверстие для свежего воздуха, туда только руку просунуть. Большой свет–кристалл, сейчас почти погасший. Вот он какой, его новый дом. Присев на кровать, он уставился под ноги. Мешок все еще был в руках, Дарлан как будто страшился расстаться с ним, цепляясь за него, как спасительную соломинку. Интересно, что скажут монетчики, если он так и будет с ним ходить по замку? Покрутят пальцем у виска или поймут, что ему нужно время для… Для чего? Забыть о том, какая судьба постигла его судьбу? Забыть маму? Отца, который предал его, не сумев победить самого себя? Нужно быть сильнее, взрослее! Если уж признал, что пути к старой жизни нет, то новую надо встречать с высоко поднятой головой. Собравшись духом, Дарлан положил мешок рядом с собой, развязал его. Поразмыслил немного и выудил наружу все, что там было. Деревянный конь, раскрашенный яркими красками. Его подарила мама на пятые именины. Диковинное стеклышко, которое народ иренгов использовал вместо денег. Отец подарил его просто так, после удачного контракта. Тогда он еще был красив и силен. Дарлан мечтал, что когда–то станет таким же. Запасные чулки и шелковый платок, который отец собирался продать на корабле, но Дарлан солгал, что потерял его. В мешке еще оставалось сморщенное яблоко, его он съест потом.
В коридоре раздались голоса. Кто–то из ребят не стал ждать в келье, сразу же нарушив правило Сайена. Встав с кровати, Дарлан подошел к двери и выглянул. Там переговаривались две девчонки, мелкая и та красивая, с косой. Они вели себя беззаботно, словно ничего не происходило. Как же это им удается? Неужели они не горюют по дому? Неужели их не пугает будущее в этом мрачном месте? Дарлан отвернулся от коридора. Какая–та часть его звала выйти к девочкам, познакомиться, поговорить. Другая часть будто заставляла его держаться за одиночество. Почему? Он не знал ответа. Дарлан подошел к кровати, собрал разложенные вещи и спрятал в шкаф, подальше от чужих глаз. Пусть ему суждено стать мастером Монетного двора, никто не имеет права лишить его того тепла, что дают ему эти вещи.
Из коридора вдруг донесся визг. Дарлан выбежал из комнаты, думая, что девочки увидели крысу. В такой старой громадине, как эта крепость, должны были непременно водиться гигантские крысы. Но все оказалось иначе. Тот самый босоногий мальчишка сильно тянул девчонку за косу. Она пыталась вырваться, но от этого ей делалось больнее.
— Пусти! — кричала она.
— Ну уж нет, — смеялся оборванец. — Пока не поцелуешь, не отпущу!
— Перестань! — сказал Дарлан, неожиданно громко.
Босоногий отпустил косу и повернулся к Дарлану.
— Кто это у нас тут такой смелый?
— Зачем ты это делаешь?
— Потому что это весело, болван.
— Только тебе. Не трогай ее, мы вместе должны научиться быть мастерами Монетного двора. Мы должны дружить.
— Я не буду дружить с тем, кого продал отец, как какую–то побрякушку. — Оборванец уколол его в самое сердце. Дарлан почувствовал, как ему скрутило желудок. Но он вспомнил историю Ламонта. Она придала ему сил. И, в конце концов, ему было плевать, что за обидные слова исторгает рот этого голодранца. Тяжело выдохнув, Дарлан просто сказал: