— Сможете заплатить сразу? — Дарлан надеялся на положительный ответ, но купец осторожничал, за что его нельзя было упрекнуть.
— Смогу после закрытия ярмарки, — пробасил Куан. — Дело не в недоверии к вам, хоть я и не ведаю, по какой причине вы покинули свой орден. Но с уверенностью могу сказать, что на мошенника вы не похожи, а в людях за долгую жизнь я научился разбираться так же, как в качественной стали. Просто я работаю с банковскими векселями, банальная подстраховки от фальшивых монет, коими тут на ярмарке нередко платят. Обналичиваю их я в местном банке уже на закате финального дня. Вы согласны?
— Почти. Нужно обдумать.
— Такая срочность в деньгах?
— Да, от них зависит благополучие моего друга.
— Тогда думайте, я вас не тороплю. Если откажетесь, обиды тоже держать не буду. Мы с вами люди деловые, понимаем друг друга.
Куана Дарлан решил оставить запасным вариантом. Если не удастся раздобыть золото другим способом, придется идти на поклон Гидору, чтобы тот потерпел до вечера третьего дня. По крайней мере, какая-та надежда на удачный исход уже появилась.
Великая ярмарка была тем местом, где время текло иначе. Не успеешь оглянуться, как солнце проделает свой обычный ход с востока на запад, а вечер следом распахнет объятия. За эти часы удалось получить еще немного мелочи, выполняя самую разную работу. Дарлан брался за все: таскал воду, помогал разгружать телеги с товарами, проследил за тем, чтобы никто не стащил с лотка изделия из серебра, пока его хозяин бегал по неотложному делу. Потом юная художница с невероятно длинными изумрудными волосами, которая рисовала портреты на заказ, сама предложила ему позировать для картины. Дарлан хорошо пропотел, пока истуканом стоял с приподнятым мечом, но благодаря этому он разбогател на серебряную марку, и его везение на этом не закончилось. Когда он помогал устанавливать очередной помост, к нему подошли двое шикарно одетых юнцов и важно заявили, что он не мастер Монетного двора, а один из актеров в гриме, ибо настоящий мастер не стал бы заниматься подобным делом. Дарлан предложил им пари, на что они согласились. Вытащив из кармана монету, Дарлан заставил ее облететь юнцов вокруг и вернуться к нему в ладонь. Через мгновение к ней присоединилась и золотая марка, на которую они спорили. Еще семьдесят девять, и Таннет спасен. Это пари навело Дарлана на одну мысль. Ведь он мог устроить целое представление для посетителей ярмарки. Его способности привлекли бы много людей, любой жонглер был бы посрамлен. Но успеет ли он за оставшиеся дни собрать нужное? Не зря ли потратит время?
Убедившись, что сегодня работы больше не найдет, Дарлан решил не возвращаться в город сразу. Он направился к сцене, где выступал стареющий бард с необычной лютней, сделанной в форме женского тела. Бард пел популярную любовную балладу, которая никогда не нравилась монетчику, но его чарующий голос добавлял к известным словам некие нотки, оживляющие примитивный текст. Слушающие песню женщины прижимали руки к груди, а некоторые, что были помладше, плакали. А ведь Тристин всегда смеялась над этой балладой, вспомнил Дарлан. Говорила, что ее написал мужчина, который разбирался в сердечных делах так же, как она разбиралась в стряпне. А готовила она хуже, чем на кухне этой дыры, где Дарлану придется ночевать еще пару дней.
И снова воспоминания о Тристин. Он почти не думал о ней, пока жил в Фаргенете, теперь же иной раз перед его глазами вставал ее образ. Почему? Они поначалу вели переписку, но с каждым годом все реже и реже, пока не прекратили поддерживать связь окончательно. Когда это случилось? Еще лет пять назад. Прошло столько времени, все изменилось, почему именно сейчас, вновь оставшись в одиночестве, Дарлан стал чаще вспоминать о ней? Не потому ли, ответил он сам себе, что Тристин была в твоей жизни первым человеком, кого ты со всей искренностью мог назвать другом? Не потому ли, что она никогда не предавала тебя, никогда не лгала и была всегда открыта с тобой? Проклятье!
Близился закат, поэтому Дарлан поспешил к передвижному зверинцу Зандавара из Шелнхольма. У секции, где квадратом расставили телеги с клетками, монетчик заплатил за вход и кое-как вклинился в глазеющих на чудовищ людей. Запертые за железными прутьями твари бесновались, пытаясь вырваться на свободу, чтобы полакомиться свежей плотью. Дети, сидящие на плечах у взрослых, повизгивали каждый раз, когда очередное чудище штурмовало свою тюрьму. Хозяин зверинца, прохаживающийся возле телег, лишь тихо посмеивался. На клетках были приделаны таблички для тех, кто умел читать, а для других слуги Зандавара иногда громко выкрикивали, как называется монстр.
Здесь были представлены и болотные кейтры, с которыми Дарлан уже сталкивался; их жабьи пасти постоянно раскрывались, выставляя на показ острые зубы и раздвоенный язык. Опасные твари, предпочитающие охотиться небольшими группами. Пришлось попотеть, выполняя заказ на торфяных болотах. В соседней клетке свернувшись кольцами, лежал мараон — змей с тремя головами и хвостом, на котором должно было быть жало с опасным ядом, парализующим жертву этого любителя проглатывать добычу целиком. У этой особи жало отсутствовало, видимо, Зандавар удалил его от греха подальше. Про мараонов рассказывали, что элоквиты держали их в качестве домашних животных. Что ж, зная историю заклинателей плоти, это походило на правду. Но особое внимание Дарлана привлек амарок, существо, напомнившее ему вукулу. Гигантский прямоходящий волк, сгорбленный, словно столетний старец, пытался безуспешно разгрызть металл. Он то рычал, то протяжно выл, и от этого воя в жилах стыла кровь.
Таннет бы рассказал про каждое чудовище из зверинца, про их происхождение, повадки, слабые и сильные стороны, но теперь он сам был в клетке, словно один из них. Как с ним обращаются там? Правда ли Гидор его поместил в камеру для важных заключенных или все же бросил в сырой подвал с еще десятком арестованных, где за три дня можно подцепить заразу, а потом всю жизнь плеваться кровью? Вопросы без ответов. Дарлан понимал, что проверять, сдержал ли слово продажный сержант, не стоило, тот мог и разорвать сделку. С подобной мразью нужно было держать ухо востро, не напоминая о себе лишний раз. Оставалось надеяться и вспоминать молитвы богам. Какая-то ярмарка надежд выходила, а ведь они всего лишь хотели найти здесь работу. Ничего, когда это все закончится, монетчик устроит Таннету такую взбучку, что он никогда больше не сядет играть в кости.
Осмотрев все клетки, Дарлан вышел из секции зверинца. Пора было возвращаться в Арнхольмград к своим клопам.
3
— Я так понимаю, что сегодняшний день сложно назвать удачным? — спросил Куан, протягивая Дарлану блюдо с вымытым виноградом в сахарной пудре. Они спрятались от солнца в тени шатра, где дышалось хоть немного легче. Слуги купца создавали иллюзию ветерка своими гигантскими веерами. С западной стороны ярмарки долетали звуки приятной музыки, способствующей здоровому аппетиту.
— Вы наблюдательны, — ответил монетчик, принимая сладкое угощение. Виноград был спелым и сочным.
По правде говоря, день оказался катастрофичным для Дарлана. Вчерашнее везение вдруг изменило ему, будто он каким-то образом разгневал богов. Работы почти не было, а то, что удалось выручить за половину второго из отмеренных ему на поиск денег дней, ушло на завтрак и обед. Идею с выступлением не удалось претворить в жизнь — свободных площадей не нашлось, да и снять место на Великой ярмарке стоило недешево. Дарлан почти получил шанс заменить куда-то пропавшего из труппы акробатов жонглера, но тот внезапно появился перед самым выходом на помост. Задержался у местной вдовушки, как выяснилось позже. Неужели не мог ублажать ее до вечера? Потом к монетчику прицепился тот самый торговец, что вчера утром предлагал убить своего конкурента. Он настаивал, что если Дарлан лишит жизни этого негодяя, то совершит благое дело для всего мира. На вопрос в чем благость для мира от смерти одного купца, настырный наниматель лишь пожал плечами и удвоил награду. На этот раз Дарлан не стал терпеть и в самой ясной форме дал понять, что если жаждущий крови торговец опять подойдет к нему с тем же предложением, то у его конкурента появится повод для радости. Удалился купец с несвойственной для его комплекции скоростью.