Когда троица ушла, Куан допил свою разбавленную настойку и, укоризненно покачав головой, спросил у монетчика:
— Ну и зачем вы купились на этого безмозглого громилу? Он же настолько туп, что в самом деле верит, что у него есть шанс побороть мастера Монетного двора.
— Иногда нужно преподать урок для того, чтобы у такого тупицы прибавилось ума. И мне не доставляет удовольствия слушать, как меня называют трусом, — сказал Дарлан, стараясь, чтобы купец не раскусил его. Но Куана было трудно провести.
— Ох, всемилостивый Колум! Не лукавьте, Дарлан. Я же прекрасно видел, что все его оскорбления бились как об стенку горох. Вам совершенно плевать на мнение этой деревенщины. Здесь что-то другое.
— От вас ничего не скрыть. У меня есть идея, готовы сделать мне одолжение?
— Смотря какое.
— Боюсь, вам не понравится.
Дарлан, наклонившись к уху Куана, прошептал ему, что задумал. Выслушав, купец, конечно же, неодобрительно покачал головой, но помочь, слава богам, все-таки пообещал. Великую ярмарку ждал бой, о котором будут слагать легенды.
4
Десятки факелов и несколько свет-кристаллов разгоняли вечернюю темноту вокруг широкого деревянного помоста, на котором должен был состояться бой между местным чемпионом и мастером Монетного двора. Казалось, что сюда хлынуло столько людей, что в других секциях ярмарки никого не осталось. Стражники внимательно следили за порядком, чтобы не образовалась давка. Лучшие места для зрителей по слухам ушли по двойной цене, сам наследник Далинара, князя арнхольмского, прибыл в окружении рыцарей своего отца, чтобы не пропустить событие, обещавшее стать самым будоражащим за долгую историю Великих ярмарок. Четырнадцатилетний юноша по имени Триан расположился на приготовленном для него высоком сидении, с которого лучше всего открывался вид на ристалище. Телохранители княжича мягко, но настойчиво, отпихивали народ, желающий присоединиться к нему. Стоя в дальнем углу небольшой арены, Дарлан вспоминал, как проходили тренировочные бои на Монетном дворе. Никаких лишних зрителей: ни подвыпивших мужчин, ни ярко-накрашенных женщин, ни зевающих детей, которым было давно пора в кровать. Никакой музыки, никаких криков. Только учителя, строго следящие за постигающим боевые искусства молодняком, и одногодки, дожидающиеся своей очереди выйти лицом к лицу с соперником.
Разминающийся в противоположном углу помоста Ерман, выглядел внушительно. Дрожащие огни подчеркивали его могучие мышцы, которые до этого скрывала рубаха. Впечатление портило только заметное брюшко, видимо, кроме бесконечных драк Ерман еще любил хорошо покушать. В этом и заключалась его главная слабость, которую Дарлан намеревался обратить в свою пользу во время боя. Подобный тип борцов был монетчику знаком: медлительные, быстро выдыхающиеся, не пользующиеся головой. Полагаясь лишь на звериную силу, забывая о стратегии, они мощным тараном неслись вперед, чтобы стразу вырубить противника. Судя по размерам кулаков, Ерман вполне был способен завершить схватку с помощью единственного точного удара, а то и убить. Если бы он вышел против обычного человека, конечно. Монетчик же собирался развлечь публику, постепенно выматывая великана.
Сквозь гудение многочисленных зрителей, Дарлан слышал, как велись ожесточенные споры о том, кто выйдет из боя победителем, как заключались пари и принимались крупные ставки. Распорядители едва успевали записывать на дощечках всех желающих заработать легкие деньги. Фаворитом считался сам Дарлан, люди не верили, что чемпион этой Великой ярмарки сможет достойно сопротивляться мастеру Монетного двора. Как же они были правы. Его всегда поражало, что в мире до сих пор есть те, кто сомневался в силе монетчиков. Он прекрасно знал истину — ни один фехтовальщик или кулачный боец никогда не справится с той мощью, которую давал эфир.
Братья Ермана взбежали по ступеням на арену, неся в руках несколько досок. Вот как, свирепый великан решил потешить собравшийся народ демонстрацией своей силы. Выходит, покрасоваться он любил не меньше, чем чревоугодничать. Под крики и свист благодарной публики он одну за другой разбивал на части доски, которые удерживали его братья, только щепки летели во все стороны. Дарлан не остался в долгу, уж если Ерман устроил некое подобие представления, чем он хуже? Усевшись на деревянный настил, монетчик вытащил из кармана несколько медных марок. Он закрыл глаза, заставив эфир забурлить в жилах. Сначала подбросил монеты, что лежали в правой руке, потом те, что в левой. Падающие медяки замедляли свой ход, будто потеряли вес, превратившись в перышки. Затем эфиром Дарлан заставил их крутиться вокруг невидимой оси, не прекращая вновь и вновь побрасывать их в воздух. В передних рядах восхищенно закричали, а с задних стали спрашивать, что же там вытворял мастер Монетного двора. Дарлан продолжил жонглировать. Теперь он образовал марками ровный вращающийся круг, причем сначала направил его в одну сторону, а потом плавным движением в обратную. Толпа заревела. Монетчик с закрытыми глазами буквально чувствовал, что народ утратил интерес к доскам Ермана. Пусть этот увалень как следует разъярится. Это дополнительно сыграет в пользу Дарлана. Конечно, при дневном свете его фокус выглядел бы эффектнее, да и тем, кто стоял далеко от помоста, было бы хоть что-то видно, но ему и так удалось завоевать толпу. Наконец, он поймал монеты, спрятал в карман и поднялся на ноги, открыв глаза. Слушая неистовые аплодисменты, Ерман злобно смотрел на него. Дарлан кое-как сдержал себя от того, чтобы помахать великану. Переигрывать, конечно, не стоило.
На помост забрался главный распорядитель боев — пожилой бородач, который часом ранее чуть ли не обнял Дарлана, словно родного сына, когда монетчик сказал ему, что согласился на вызов Ермана. Еще бы, этим поздним вечером бородач заработает больше, чем за все предыдущие дни. Вытянув руки к небесам, распорядитель медленно заставил всех утихнуть.
— Достопочтенные гости Великой ярмарки! — заговорил он. — Ставки больше не принимаются. Сегодня вам посчастливилось стать свидетелями боя, о котором, я уверен, уже начали слагать песни.
— Первый куплет уже готов! — выкрикнул из толпы какой-то бард в смешной шапочке. Его подержали громовым хохотом.
— Сегодня в честном мужском бою сойдутся двое из тех, кого можно назвать настоящими воинами, — продолжил бородач, выждав паузу. — Справа от меня — Ерман из Старой сохи, который не понес ни одного поражения в этом году. Его соперники больше не осмелятся выйти с ним на ристалище. По крайне мере, пока не залижут раны. Но нашелся тот, кто не страшится никаких опасностей, будь то банда разбойников или стая кровожадных чудовищ. Его имя — Дарлан, мастер с Монетного двора! Приветствуйте наших великолепных бойцов.
Люди заорали, затопали ногами, предвкушая начало битвы. Княжич Триан старался больше всех — сложил ладони трубой и что-то ревел диким голосом, подходящим скорее взрослому мужчине, чем юноше. Вдалеке у ограждения секции Дарлан приметил Куана, который что-то обсуждал со своим слугой. Распорядитель вновь взял слово:
— Напоминаю нашим бойцам — только честная борьба, никаких уловок и оружия, никаких ударов ниже пояса. У нас кулачные бои, а не пьяная потасовка. Если кто-то упал — соперник отходит в сторону. Если лежащий не встает на десятый удар сердца — он проиграл. Если кто-то желает сдаться — он выставляет перед собой вытянутые руки и говорит: «Сдаюсь». Итак, его высочество Триан даст команду начинать.
Бородач спустился вниз, а над ярмаркой зависла тишина. Даже музыка, льющаяся издали, казалось, стала еще тише. Приподнявшись со своего сидения, княжич набрал побольше воздуха в легкие и гаркнул:
— Бейтесь!
Как и предугадал Дарлан, Ерман, не теряя времени, резво устремился к нему навстречу. Гигантский кулак просвистел в дюйме от лица — монетчик легко увернулся, даже не прибегая к эфиру. Удары чемпиона были опасны, но им не хватало скорости. Только тот, кто в бою не думал головой, мог попасться под такие. Дарлан сразу же контратаковал прямо в нос. Ерман закинул голову назад, но не потерял равновесия. Не дожидаясь, пока он придет в себя, монетчик отскочил назад. Нос здоровяка не сломался, но с правой ноздри потекла кровь. Взревев раненым зверем, Ерман попытался достать Дарлана серией ударов. Этот чемпион отвык от того, что его могут хорошо задеть. От широких замахов монетчик ушел, не прилагая сил.