— Проклятье, Тристин, говори же!
— Они пообещали, что двое моих учеников из числа тех, кто уже прошел обряд инициации, будут подвергнуты обряду извлечения.
— Что? — ужаснулся Дарлан. Он был готов услышать все, что угодно, но эти слова повергли его в шок. Магистры растеряли последние крупицы человечности. Обряд извлечения применялся крайне редко, когда кто-то из мастеров совершал нечто запрещенное орденом. Именно это наказание, скорее всего, ожидало его самого, если бы он вернулся на Монетный двор. Его бы бесчувственного связали железными цепями, отнесли в подземелья замка, где он получил способности управлять монетами. А затем из него бы вытянули весь эфир, который в нем бурлил. Медленно, по каплям, каждая из которых причиняла бы ему немыслимые мучения. Затем наступил бы финал. Его поломанное тело выставили бы на всеобще обозрение, а спустя ночь прекратили бы его страдания, перерезав глотку.
— Да, — продолжила Тристин, — причем я должна буду лично выбрать, кого отдать на растерзание. Поэтому я не могу и остаться с тобой.
— Это сумасшествие, настоящее помешательство, они не посмеют!
— Я не желаю это проверять. Не желаю!
Они сидели, погруженные каждый в себя, словно в темный омут, на дне которого можно найти что-то, что могло спасти положение. Дарлан думал, способен ли он пожертвовать своей жизнью, ради учеников Тристин. Способен ли он отдать себя на убой, словно жертвенного агнца, которого приносили в дар своему богу иренги? Он боялся нащупать ответ, ибо подозревал, что нет. Нет, не способен, теперь, найдя смысл в жизни, не способен умереть ради двух юных, ни в чем не виноватых парней или девушек, который вдруг стали разменными монетами в этой безумной сделке. Он может спасти лишь другие жизни, продолжая очищать мир от мутантов, демонов и некромантской нежити.
— Я не могу тебя убить, — прервала тишину Тристин. — Не могу.
— Я бы не хотел драться с тобой.
— Что же нам делать?
— Не знаю.
— Есть один выход.
— Какой? — спросил Дарлан, ибо сам никаких выходов не видел.
— Ты убьешь меня.
— Прекрати! Не сходи с ума вслед за магистрами!
— Иного способа нет.
— Проклятье! Никогда больше не произноси этот бред, я не собираюсь убивать тебя. Если ты совсем обезумела, найди того, кто это сделает, или покончи с собой. Но Тристин, так не должно быть, нам нужно больше времени, чтобы их обхитрить.
— Они догадаются, что если я погибну не от твоей руки, то так я обведу их вокруг пальца, Дарлан! — воскликнула она.
— Все, оставим этот разговор до завтра, тебе надо отдохнуть.
Быстрым шагом Дарлан вышел из ее комнаты. Что за день, хуже, чем тогда в Фаргенете он и предположить не мог, а сейчас, казалось, что боги решили загнать его в ловушку пострашнее. Какие стригойи, магистры — вот кто истинные твари.
Таннет уже спал, как обычно ворочаясь во сне. Дарлан буквально рухнул на кровать, но достаточно удобное ложе, теперь будто острыми шипами вонзалось в его тело. Так он пролежал до самого утра.
Проснувшись, иллюзионист умылся, подготовил к отъезду вещи и спустился вниз, чтобы расплатиться за комнату и эркер. Дарлан не хотел вставать, но понимал, что это глупо. Разговора не избежать. Он встал и направился в общий зал, чтобы позавтракать, хотя аппетит полностью отсутствовал. Таннет уже поглощал вареные яйца с ветчиной за угловым столом.
— Выглядишь не очень, — сказа он, прищурившись.
— Дурные сны, — соврал монетчик. Скорее, дурная явь.
— Вы договорились о чем-то с твоей дамой.
— Пока нет.
Тристин появилась чуть позже. Дарлан с удивлением обнаружил, что она держит его клинок, который он оставил в комнате. Замерев в центре зала, Тристин швырнула меч Дарлану. Поймав его, монетчик воскликнул:
— Не начинай, Тристин! Я уже сказал, что не буду драться с тобой.
Немногочисленные постояльцы гостиницы, до этого мирно завтракающие, в панике попрятались под столы. Хозяин бросил тряпку и сбежал на кухню. Обстановка накалилась, Таннет непонимающе переводил взгляд с Дарлана на Тристин и обратно. Пауза затягивалась, наконец, Тристин произнесла каким-то незнакомым голосом, в котором в единое целое слились решимость, печаль и гнев:
— Будешь! Прямо здесь и прямо сейчас.
— Нет, ты не можешь заставить меня.
— Ошибаешься. — Тристин вытащила несколько монет из поясного кошеля. — Если ты откажешься, я убью иллюзиониста.
Дарлан еще не успел осознать, что она сказала, как монета полетела в Таннета. Ее Дарлан отбил клинком, затем вторую, потом еще одну и еще. Маг в ужасе пытался вжаться в стену, забыв, что под столом было хоть немного безопаснее. Закручивая монеты, Тристин продолжала швырять смертельные снаряды. Она выманивала Дарлана, который с трудом подстраивался под ритм ее бросков. Отразив очередную марку, монетчик двинулся вперед, размахивая мечом все быстрее и быстрее с помощью эфира. Выждав момент, Тристин пнула стул в Дарлана. Он перепрыгнул его, перевернулся в воздухе, не прекращая стальной вихрь. Когда монетчик приземлился, их клинки скрестились.
— Тристин, одумайся! — Дарлан видел перед собой ее фиалковые глаза, видел уже заметные морщинки вокруг них. И видел, что сделала выбор и теперь пойдет до конца. Не говоря ни слова, Тристин атаковала, Дарлан парировал, затем все повторилось. Они бесконечно меняли стойки, вращались вокруг оси, ускорялись, замедлялись, пробовали пробить защиту. А потом она вдруг улыбнулась, смутив на неуловимое мгновение Дарлана. Воспользовавшись его замешательством, Тристин повалила его хитрой подножкой, и в два прыжка оказалась у Таннета, занеся над белым, как смерть магом, меч. Был ли у Дарлана выбор? Мог ли он поступит как-то иначе? Даже боги в тот момент не ведали. Дарлан толкнул эфиром перед собой меч, который с ужасным звуком вошел в спину Тристин. Она выронила свой клинок, который зазвенел на каменном полу, и медленно осела.
— Прости, что вынудила тебя, — прошептала Тристин, когда Дарлан опустился перед ней на колени. Ее лицо странно размылось, лишь через какое-то время монетчик понял, что это из-за слез. Его слез. Когда он плакал в последний раз? Теперь он будет помнить об этом.
— Зачем? Зачем? Мы бы что-нибудь придумали.
— Ради моих детей, — сказал она, и ее фиалковые глаза погасли.
Вокруг загудели люди, но Дарлан их не слышал. Он не слышал ничего, и ничего не хотел ни слышать, ни видеть, ни чувствовать. Боль сдавила его сердце, накатила тошнота. Он убил своего друга, свою любовь. Проклятье, почему все так случилось, почему именно с ним? Разве когда-то он не вытерпел достаточно лишений и бед, чтобы судьба стала милостивей к нему? Он обнял Тристин и просидел так очень долго. Кто-то позвал стражников, но Дарлан не нашел в себе сил что-то им объяснять. С этим прекрасно справился Таннет.
— Дарлан, — тихо обратился к нему иллюзионист, когда стражники ушли. — Хватит. Отпусти ее. Не знаю, что за безумство овладело ей, но, думаю, позже ты расскажешь. А сейчас отпусти ее. Ты снова спас меня, Дарлан, спасибо! Мне жаль, что так вышло, но, к сожалению, маги не умеют поворачивать время вспять. Все случилось так, как случилось. Оставь ее. Ее не вернуть. Нужно заняться ее погребением. Уедем из этого города и погорюем после. А потом будем жить дальше. Ты еще здесь Дарлан? Не пугай меня, пожалуйста.
— Я здесь, Таннет, — ответил ему монетчик.
Его друг был прав. С этим Дарлану придется жить дальше. Хочет он этого или нет, но этого хотела бы Тристин. Чтобы он жил, зная, что она пожертвовала собой ради тех, кого любила как своих детей.
5
Когда Дарлану исполнилось пятнадцать, его впервые вызвал совет магистров. Члены совета, среди которых были не только мастера, но и обычные люди, чьи предки в свое время выкупили себе места, заседали на самом верху южной башни, откуда открывался захватывающий дух вид на цветущую долину. Магистры объявили, что его навыки достигли пика, что все испытания он завершил с успехом, поэтому теперь он готов. Готов стать тем, кем было предначертано судьбой — мастером Монетного двора. Это означало, что Дарлану скоро предстояло пройти инициацию. Он знал, что когда-то этот день станет, но страх все равно сковал его невидимыми цепями. Спуск по винтовой лестнице, который занял бы у него не больше минуты, растянулся на целую вечность.