Азара держалась с большим достоинством, была спокойна, будто двигалась, словно зачарованная. Когда она скромно улыбнулась и поклонилась отцу и его гостю, Темуджин подумал, что она действует будто в полусне. Он удивлялся все больше и больше, а потом подумал: «Какая девушка! Тот, кому она достанется, получит самый ценный дар! Какая великолепная красота!»
Сердце его быстро билось, а на лбу и над верхней губой выступил пот.
Тогрул-хан ласково коснулся ладонью головы дочери, усадил ее слева от себя и стал нежно перебирать пряди ее золотистых волос.
— До того, как уменьшится луна, она будет помолвлена с Бухарским калифом, прослышавшим о ее великолепной красоте, — заявил Тогрул. Он настолько был ослеплен красотой собственной дочери, что позабыл о хитрости и так восхищенно смотрел на Азару, как люди могут смотреть на красивую кобылку, которая не понимает человеческого языка и остается послушным и прекрасным созданием.
Темуджин позабыл о существовании Борте, ощутив, как напряглось его тело, запылало от страсти.
Темуджину было известно, что Бухарский калиф, этот похотливый старик, имел огромный гарем, представил обнаженную Азару в объятиях калифа, почувствовал, как к голове прилила кровь, и лицо побагровело от ярости. Тело его горело, как камень под лучами пылающего солнца, он взглянул на нежные, хрупкие руки девушки, белизной напоминающие ему чудесные цветы, и тут неожиданно вспомнил руки Борте, широкие с короткими пальцами и твердыми мозолями на ладошках. Эти руки умели ткать, шить, доить кобыл и коров. А от тела Азары исходил запах жасмина и розы, дурманящий мужчин, как самый крепкий напиток.
Тогрул-хан внимательно следил за Темуджином. Он, казалось, впитывал в себя красоту девушки и изнывал от страсти. Внезапно молодой человек побледнел и стал похож на саму смерть, дрожал и сильно кусал губы. В тот момент старик осознал, что пригласил сюда дочь, чтобы отомстить! Он совершенно не понимал, почему ему вдруг захотелось возвыситься над жалким степным кочевником? От этого он был настолько растерян, что «наклеенная» улыбочка пропала с его лица и оно перекосилось от ярости. Усилием воли он растянул губы в улыбочке и постарался говорить легко и просто:
— Сегодня, сын мой, ты мне скажешь, чего ты желаешь. Я хочу тебя заранее заверить, что я обещаю исполнить все твои просьбы!
Он не поверил, что сам сказал эти слова, и никак не мог понять, что его заставило выговорить их.
Темуджин начал говорить, не отрывая взгляда от сказочной девушки:
— Отец мой, мне от тебя ничего не нужно. Я приехал, чтобы поклясться тебе в верности и предложить тебе мою помощь, если ты пожелаешь.
Эти удивительные слова, сказанные громко и твердо, поразили Азару, она медленно перевела мечтательный взор на Темуджина, постепенно, как во время рассвета, темнота рассеялась, словно спала с ее глаз, и она наконец увидела сильного и красивого молодого человека.
Они молча смотрели друг на друга, и в воздухе пробегали змейками молнии. На лице девушки проявилось удивленное, испуганное выражение. Она была зачарована пробудившим ее ото сна немного пугающим незнакомцем.
Азара внезапно улыбнулась, будто увидела того человека, о котором она давно и тайно мечтала. Поднявшись, не спросив на то позволения, Азара покинула золотой шатер отца, словно улетела как белый чистый голубь на мягких тихих крыльях.
От глаз Тогрул-хана ничего не было возможно скрыть, и он насмешливо ухмыльнулся. Его не волновали чувства дочери — она была всего лишь женщиной, пусть даже прекрасной, и у нее не было настоящей души, а лишь чудесное тело, предназначенное для Бухарского калифа. Тогрула волновал только Темуджин, и то, что он увидел, согрело и немного успокоило его ядовитую душу. Миг спустя ему пришлось перестать улыбаться, потому что Темуджин повернулся к нему, его лицо побледнело и было ужасным, а глаза сверкали зеленым огнем. Тогрул невольно подумал: «Я никогда прежде не встречался с подобным человеком. Его следует опасаться, как волка». В нем проснулась смертельная ненависть, и хан продолжал рассуждать: «Но он ведь жалкий бродяга из пустынных степей, и я его раздавлю, как слизняка или червя!»
Хан был очень озабочен, но заставил себя ласково улыбнуться Темуджину, пряча злобные глаза в сетке морщин.
Темуджин твердо сказал ему, не меняя свирепого выражения лица: