Мучительное выражение на лице Темуджина немного смягчилось, оно просветлело. Да, он оставался строгим, но Джамуха решил, что самое страшное позади.
— Джамуха Сечен, никого нельзя приговаривать к наказанию, не выслушав его объяснения.
Темуджин помолчал. Он смотрел прямо в глаза Джамухи, и у того сдалось сердце, потому что Темуджин не называл его анда.
— Говори. Тебе, наверно, есть что сказать.
Джамуха вздохнул и пошевелил бледными губами:
— Я скажу тебе только одно, Темуджин, — я считаю, что поступил правильно. И во второй раз я бы сделал то же самое!
Пораженные воины обменялись взглядами. Субодай был удивлен и недоволен, услышав эти спокойные и уверенные слова.
— Вот как? — задумчиво протянул Темуджин. Он приказал, чтобы ему налили вина, и Шепе выполнил приказание. Темуджин пил медленно, не сводя взгляда с лица Джамухи. Тот вздохнул.
Казалось, у него сейчас разорвется сердце. Он отвернулся от Темуджина, и перед ним предстал неприязненный и враждебный взгляд Аготи, который радовался его унижению и явно злорадствовал.
«Я пропал!» — решил Джамуха.
Темуджин отставил кубок в сторону и облизал губы, которые слегка подергивались, потом медленно оглядел нокудов.
— Мне известно, что у вас имеется собственное мнение по поводу того, что сделал Джамуха Сечен, — спокойно заметил Темуджин. — Но я рад, что вы ему подчинились. Если бы все было не так, мне пришлось бы разбираться с вами.
Нокуды были вне себя от удивления, переглядывались и глупо моргали, не зная, чего им ожидать дальше. Шепе и Субодай спокойно улыбались, а Шепе Нойон подмигнул нокудам. Темуджин все видел, губы у него кривились.
— Теперь вы можете уходить, еще раз спасибо вам за дисциплину и повиновение.
В юрте была тишина, когда нокуды встали, поклонились Темуджина и покинули юрту. Никто не смотрел на Джамуху, кроме Субодая, и он пытался улыбкой подбодрить друга.
Оставшись с андой, Темуджин снова улыбнулся невеселой улыбкой, потянулся за кубком для Джамухи и наполнил его вином.
— Садись рядом и выпей, — обратился он к анде.
У Джамухи тряслись ноги, он взял кубок в дрожащие пальцы, приложил его к губам, но не смог сделать ни глотка. Темуджин наблюдал за ним, потом заговорил ровным, насмешливым голосом:
— Джамуха, тебе известно, что ты — глупец?
— Зачем ты все говорил нокудам? — спросил пораженный Джамуха.
Темуджин пожал плечами.
— Ты бы хотел, чтобы я им признался, что человек, которого я назначил на свое место, — глупец и не смог выполнить свою работу? — Он насмешливо хмыкнул. — Что бы они тогда подумали о моем выборе?
Злость и отчаяние разрывали усталое сердце Джамухи.
— Делай со мной, что хочешь, но только перестань насмехаться надо мной. Я и так пережил слишком много.
Темуджин с любопытством посмотрел на него. Казалось, его что-то забавляло.
— Я тебе верю, — сказал он, а потом громко расхохотался. — Пей вино. Я тебе приказываю.
Джамуха с трудом сделал пару глотков, а потом поперхнулся. Вино обжигало горло, как жидкий огонь.
— Нет, мне, конечно, не стоило в этом признаваться, — медленно сказал Темуджин. — Признание могло повредить мне самому, ни один правитель не позволит себе так сделать.
Он молча продолжал смотреть на Джамуху, будто никак не мог удовлетворить собственное удивление и любопытство.
— Джамуха, ты глупец! — вновь проговорил он, но в его словах не было злости, а наоборот, можно было уловить привязанность и симпатию. — Неужели ты не понял, что наделал? Разве тебе неизвестно, что со всех сторон враги, желающие нас уничтожить, и что нашей единственной защитой является повиновение и подчинение порядку? Если мы едины, нас невозможно победить. Слабость и раздоры привлекают сильного врага, толкают к нападению. Неужели тебе это неизвестно?
Джамуха вздохнул:
— Я не считаю, что сила и единство зависят от жестокости. Почему во имя объединения нужно запрещать милосердие?
Темуджин улыбнулся ему, как глупому ребенку.
— Милосердие — для сильных народов, а у нас пока нет подобной силы.
Джамуха уронил голову на грудь, но упрямо прошептал:
— Я верю, что все сделал правильно. Ошибка не в том, что я сделал, а в том, что ты делал в прошлом. Ты превратил в животных и недоумков свой народ!
Он ожидал, что сейчас на него накинется возмущенный Темуджин, но ответом была тишина… Затем Джамуха заметил улыбку Темуджина, еще на его лице можно было различить приязнь и легкую насмешку.
— Я тебя никогда не понимал, Джамуха. Но ты — мой анда, и я должен тебе многое прощать, хотя мне никогда не удастся научить тебя правильно мыслить. Только тебе я могу признаться, что совершил глупость, оставив тебя вместо себя…
Джамуха был изумлен. Значит, он не умрет и его даже не накажут?! На усталом лице у него ясно читались эти мысли.
Темуджин коснулся его плеча и внимательно взглянул другу в глаза.
— Ты — мой анда, — повторил Темуджин. — Ты дважды спасал мою жизнь. — И улыбнулся.
Когда Джамуха остался один, его охватило истеричное ощущение облегчения и радости. Но потом сердце у него опять стало холодным…
«Он на самом деле не простил меня, — подумал Джамуха. — Но отчего он меня не убил?»
Отношения между ними наверняка изменятся. Только сейчас Джамуха начинал понимать страшную силу Темуджина, который называл себя его андой.
Глава 29
Люди Темуджина продвигались к зимним пастбищам на огромной скорости, зима день ото дня становилась все более суровой, а воздух застывал в легких. Песок вместе со снегом больно ранил лица. Женщины и дети ютились в юртах, кутаясь во все, что попадалось под руку, в тщетных попытках защититься от холода. Темуджин ехал во главе процессии, неся в руках жезл из слоновой кости — знак предводителя войска. Рядом с ним ехали его нокуды и паладины — Субодай, Шепе Нойон, Касар, Джамуха Сечен, Аргун, Мухули, Баян и Суу, великие военачальники и стратеги. Там был и Борчу, умевший почти также хорошо стрелять из лука, как Касар, который за это не терпел его. Темуджина окружало еще много народа, это были его главные любимцы.
По пути к ним присоединялись сотни новых воинов с семьями, представлявшие кочующие племена и кланы, которые прежде были их врагами. Теперь же они преклонялись перед молодым Якка Монголом, победившим Таргютая, его брата и других мелких ханов. У многих кланов почти не было еды, и воины были голодными и плохо вооруженными, но Темуджин, несмотря на протесты своих нокудов и нойонов, с удовольствием принимал их.
— Я измеряю силу не золотом, или добычей, или хитростью горожан, — говорил он обычно. — Нет, здесь важно количество воинов. Верные войска более надежны и сильны, чем наемники, купленные за золото. Они будут стоять крепче, чем каменные стены Китая. — Он осмотрел новых членов своей орды и промолвил: — Предводитель должен иметь успех, если он обладает верностью своих подчиненных. Только глупцы и мечтатели пользуются услугами слабых военачальников и защищают проигранное дело. В конце концов, тот, кто кормит людей и ведет их на густые зеленые пастбища, получает в ответ любовь.
— Все не так просто, — запротестовал Джамуха.
— Что ты хочешь сказать? — поинтересовался Темуджин.
Джамуха упорно молчал, потому что у него не было готового ответа.
Однажды Джамуха спросил у Кюрелена, каким образом выразить сожаление Темуджину в связи со смертью Азары. Кюрелен улыбнулся и спросил Джамуху, выказывал ли Темуджин глубокую скорбь по этому поводу? И Джамухе пришлось признать, что этого не было. Джамуха ощущал разочарование, ему казалось, что его в чем-то обманули. Проходили дни, и печаль на лице Темуджина постепенно исчезала, он правил своими людьми с прежней уверенностью и суровостью. Его сильный и громкий голос можно было слышать повсюду, на лице часто мелькала насмешливая улыбка. Правда, смеяться он теперь стал еще меньше, чем прежде. Джамуху возмущала подобная бесчувственность, но он помнил, что Темуджин никогда не считал женщин настоящими людьми.