Зимой Марина мерзла в городе на рынке, продавала молоко, яйца, творог. После рынка Колованов, заведя ее в сарай, обыскивал, задерживая свою когтистую лапу на ее набиравшей сок груди, шарил по бедрам. Поселил он ее в избе, да она сама выпросилась из нее в баню: злая ревнивая старуха все норовила опрокинуть на нее чугун с кипятком, накрыть с головой тяжелой крышкой подпола. Дров на баню старик не давал, и она сама заготавливала себе растопку, бродя по опушке леса, приносила вязанку коры, хвороста, уголь же потихоньку потаскивала ведерком с обжига — с известковых у реки печей. В банный день ночевала в избе, дрожа всем телом, не смыкая глаз, боясь сумасшедшей Колованихи, которая уже раз пустила ей под одеяло из крысоловки крысу, больно укусившую ее за ногу.
Чистил, обихаживал скотину, убирал навоз и задавал корм хозяин сам, даже старухе своей не доверял. Доил тоже сам, смешно жамкая дойки кулаком. Подолгу пропадал в сарае, сидел на порожке в своем засаленном зипуне, почесывая Иосифу бок. Уткнув голову в палку, думал.
Так прожила у Колованова Марина около двух лет. Раз весной не любивший ничего зря выбрасывать Колованов вывалил из двухведерной бражной бутыли бродившую гущу в пойло Иосифу, и ополоумевший бык, выхлестав в дух ведро, задрал хозяина, раздавил его об стенку, как яичко. Потом вынес его из сарая на рогах и бросил на крыльцо. Разъяренный Иоська, вырвав с мясом кольцо из носу, затоптал щенка, повалил забор и, ревя и мотая окровавленной головой, понесся к соседу Звонареву, к корове Лушке, которую любил больше других своих подруг. Встал смирно у ворот и, виновато бия копытом в снег, взревел. Корова радостно отозвалась из глубины сарая, торкнув рогами в стенку. Иосиф принялся крушить бревна. Быка пробовали отпихнуть восвояси случившейся у дела полуторкой, но он легко опрокинул ее, завязив свои стальные рога в радиаторе. Высвободив рога, Иосиф спокойно принялся за стенку. Молодой зять Звонарева, влезши на крышу сарая, со спокойной бледностью на лице, держа дробовик в одной руке на отлете, прицелился вниз, направив заряженное картечью ружье прямо Иосифу в ухо. Сраженный наповал дуплетом, бык как-то с удивлением мотнул головой, подпрыгнул и, захлебнувшись в реве и крови, рухнул. Молодой звонаревский зять побежал домой, выскочил с длинным ножом и тазом наперевес и, перехватив горло быку, спустил юшку. Талый весенний снег обагрился праведной кровью Иосифа. Старуха Колованиха неслась в одной рубахе, голося на всю улицу, размахивая одноухой шапкой своего старика. Дед уже не шевелился.
Хоронили Колованова чистенького, вымытого, с забеленными мелом кровоподтеками, от седой щетины и бороды выбритого. Лежал он в новом шевиотовом костюме и справной обувке, каких не знал при жизни. Наконец-то он снял свои навозные сапоги и оделся в дорогой костюм. Счастливая, как-то внезапно просветлевшая Колованиха жаловалась соседям, что денег ей старик не оставил, а все пришлось делать на свои, ладно, под мясо Иосифа заняла. Но обмывавшая и наряжавшая старика Колованова Марина знала, что маленькая кожаная ладанка с ключиком, притороченная к седой лодыжке старика, исчезла.
Вышитая крестами и туго набитая стружкой подушка крахмально хрустела на холоде под головой старика, будто набитая червонцами. Спустя год рассказывали, что в хлеву, за широкими яслями Иосифа, старуха раскопала тайник, в котором был кованный железной полосой сундучок, полный бумажных денег, а на дне сундучка будто бы катался тяжелый, с гусиное яйцо, золотой самородок да лежала набитая до запястья золотым песком кожаная перчатка — старик в прошлом старательствовал.
Марину старуха сразу после похорон Колованова согнала и наняла в дом молодого крепкого работника.
№ 1. Белый говорил: материалисты довели мир до того, что нечего есть и не во что одеться. И в этом кажущемся парадоксе нет противоречия. Ибо никакой идеал не может быть осуществлен только со своего уровня: реализация уровня А достигается с уровня Б, реализация уровня Б достигается с уровня В и т. д. Идеал эмоции достигается с уровня интеллекта, когда она обогащается умозрением; идеал интеллекта достигается с уровня духа, оплодотворением интеллекта верой и интуицией и т. д. Оставаясь внутри уровня, мы не только не достигаем этого уровня, но и падаем ниже него. Тем более что феноменальный мир, который объявляется материалистами единственной реальностью, — это максимальное выражение идеи, последняя — низшая — ступень проявленного Духа, ниже которой — гибель.
Из записей Лиды. Последнее сомнение.