Вблизи была старая деревня; всеобщая ветхость бедности покрывала ее, и старческие, терпеливые плетни, и придорожные склонившиеся в тишине деревья имели одинаковый вид грусти468.
Уже упоминаемые нами «кости» мы можем встретить, соответственно, 23 и 22 раза. Не всегда это мертвые человеческие кости; но и кости живых описаны Платоновым так, что невольно напоминают о непрочности тела, о неизбежности (и близости) смерти. И еще одно, конкретно по нашей теме: словосочетание «второе пришествие» встречается в «Чевенгуре» 15 раз.
Новые люди
Идея воспитания нового человека (для жизни в новом мире) была центральной идеей коммунистической пропаганды. Платонов пересказывает ее, почти не отступая от языка эпохи. В этих перенасыщенных людоедскими469 метафорами лозунгах мы можем без труда различить символику классической инициации.
Мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произошел бы энтузиазм!470
И тут мы, товарищи, подходим к культурной революции. А отсюда, я полагаю, что этого товарища, по названию Пашка, надо бросить в котел культурной революции, сжечь на нем кожу невежества, добраться до самых костей рабства, влезть под череп психологии и налить ему во все дырья наше идеологическое вещество… Здесь Пашка вскрикнул от ужаса казни и лег на пол, чтобы загодя скончаться471.
Но эта идея перерождения у Платонова часто замещается другой идеей — в новом мире должны жить совсем другие, новые (юные) люди — то есть дети.
Отчего вы не чувствуете сущности? — спросил Вощев, обратясь в окно. — У вас ребенок живет, а вы ругаетесь — он же весь свет родился окончить472.
Скоро мы всех разактивим: дай только массам измучиться, дай детям подрасти!473
Жачев еще с утра решил, что как только эта девочка и ей подобные дети мало-мало возмужают, то он кончит всех больших жителей своей местности; он один знал, что в СССР немало населено сплошных врагов социализма, эгоистов и ехидн будущего света, и втайне утешался тем, что убьет когда-нибудь вскоре всю их массу, оставив в живых лишь пролетарское младенчество и чистое сиротство474.
Твое дело — целым остаться в этой жизни, а мое — погибнуть, чтоб очистить место!475
Это напоминает нам программу Моисея — никто из рожденных в рабстве не должен ступить на землю обетованную. Для осуществления своего принципа Моисей сорок лет водил свой народ по бесплодной пустыне, устроив ему своеобразный марафон смерти. Примерно так советские историки изображали и эпоху «военного коммунизма» — как время голодной святости. НЭП должен был положить конец этим голодным скитаниям, обозначив: «мы куда-то пришли, мы что-то построили». Советское правительство планировало, что НЭП вернет людей к нормальной обыденной жизни (но уже под властью большевиков), к привычному каждодневному труду за скудное вознаграждение. То есть вырвет людей из романтики революции, из мифического переживания мира.
Люди начали лучше питаться и почувствовали в себе душу. Звезды же не всех прельщали — жителям надоели большие идеи и бесконечные пространства: они убедились, что звезды могут превратиться в пайковую горсть пшена, а идеалы охраняет тифозная вошь476.
Но кого-то звезды все же прельщали. И через восемь лет после объявления НЭПа устроение нового способа жизни для многих все еще ассоциативно связывалось с событиями первых лет старой эры.
Смотри, Чиклин, как колхоз идет на свете — скучно и босой. — Они потому и идут, что босые, — сказал Чиклин. — А радоваться им нечего: колхоз ведь житейское дело. — Христос тоже, наверно, ходил скучно, и в природе был ничтожный дождь. — В тебе ум — бедняк, — ответил Чиклин. — Христос ходил один неизвестно из-за чего, а тут двигаются целые кучи ради существования477.
Реактуализация мифа
Слушая тексты мифов о сотворении, люди заново переживают это сакральное действо, вдохновляясь его энергией и творческой направленностью. Это не сказки на каждый день; ритуал чтения предназначен для того, чтобы помочь человеку или группе справиться с конкретной кризисной ситуацией — болезнь, роды, слабость, война, неурожай и прочие напасти; иными словами, любая угроза, приводящая в отчаяние и ставящая на грань потери психического равновесия478. Примечательно, что полинезийцы относят сюда и потерю вдохновения у «сочинителей песен». Это не удивительно, ибо вдохновение – весьма востребованный ресурс сталкеров дописьменной эпохи. «С полным основанием Ж.П.Вернан сравнивает вдохновение поэта с вызыванием умершего из потустороннего мира или с descensus ad linferos [нисхождение в ад], которое совершает живущий, чтобы познать все, что он хотел бы знать»479.