Таким образом, сотворение мира символически воспроизводится в нескольких случаях. Во-первых, периодически (ежегодные праздники), когда в коллективной оргии снимается общая усталость, скопившаяся за год, обнуляются все совершенные грехи. У земледельческих обществ этот обряд может снимать запрет на новый урожай (и тогда, если культивируется несколько жизненно важных культур, ритуал обновления может проводиться несколько раз в году; но «повторные» праздники при этом проходят с меньшим размахом). Во-вторых, космогония имитируется при инициациях, как общих возрастных, так и особенных — например, при принятии власти новым вождем. Это тоже периодический процесс, причем мы имеем основания полагать, что первоначально длительность его циклов также была фиксированной (особенно популярными были периоды в 7 и 12 лет). И наконец, ритуал обновления мира проводится в критических ситуациях, вне плана — потому что мир каким-то образом «испортился», то есть приблизился к состоянию первичного Хаоса и нуждается в новом «творении».
В ритуалах исцеления у бхилов (Индия) шаман рисует у ложа больного мандол — мандалу480, которая представляет собой образ мира (imago mundi). Потому что исцеление невозможно без рассказа о том, как в нашем мире появились болезни и лекарства от них. Ведь «знание о происхождении какого-нибудь предмета, животного или растения означает, что мы приобрели над ним магическую власть»481. А пересказ локального (космологического) мифа о сотворении (в данном случае — болезней и лекарств) не будет полным без воспроизведения базового (космогонического) мифа — мифа о сотворении мира. Ту же мысль мы находим и у Тэрнера: «Некоторые эпизоды ритуала заново разыгрывают события первых времен, пытаясь приспособить присущую этим событиям силу для достижения сегодняшних целей членов данной культуры (например, приспособление к состоянию зрелости и излечение больного)»482.
У индейцев навахо «целитель не может приступить к исцелению, пока этот обряд не будет совершен над ним самим»483. Это уже очень знакомо, и вновь невольно возвращает нас к современному состоянию психоаналитической теории и практики. Я имею в виду не только учебный анализ. В институтах психоанализа студентов подробно знакомят с историей психологии и, в частности, с историей жизни Зигмунда Фрейда. Борясь за чистоту учения, этот великий старец изгонял из своего кружка взрослеющих «сыновей» — одного за другим. В какой-то степени этот исторический рассказ повторяет главный психоаналитический миф о сотворении культуры — миф о праотце и праорде. Но пересказывая миф о сотворении чего-то (космологический миф), нельзя игнорировать базовый космогонический миф. А современный процесс психоаналитического обучения как бы выносит за скобки мировоззрение учащихся — как будто для этой великой теории нет ни христианина, ни буддиста. В этом смысле Юнг оказал психоанализу великую услугу, уведя за собой религиозно ориентированных аналитиков.
Говоря о современности, не следует забывать, что сегодня нам доступен лишь один из способов функционирования мифа — прочтение. Сюда можно отнести и изучение изложенной в мифе истории, и личное переживание ее на основе идентификации. При этом мы часто упускаем из виду, что миф может реализовываться и в совсем ином режиме — в актуализации. При актуализации мифа священные события, изложенные в нем, воспроизводятся заново. Участники ритуала вновь возвращаются к истокам мира, в начало всех начал. Все, что делается ими в первовремени, делается впервые. Например, каждый год, когда приходит время сеять основную зерновую культуру, вновь воспроизводится история ее появления в мире (миф о сотворении). Это необходимо для того, чтобы зерна обновились, напитались креативной энергией правремени. А иначе старение природы (энтропия) будет уменьшать урожай с каждым годом.