И вряд ли можно считать случайностью, что в платоновском «Чевенгуре» также упоминается Вечный Жид — в начале романа Дванов попадает в плен к анархисту Мрачинскому, автору книги «Приключения современного Агасфера». Герой этой книги живет «один на самой черте горизонта»237. Он уже не ходит меж людей, но стремится скрыться подальше от них — видимо, предчувствуя неотвратимое приближение конца света и собственной смерти. Смерти лютой, насильственной — ведь наказание Агасфера в том и заключалось, что он не мог умереть своей (естественной) смертью.
Карго-культы
Но вернемся к архаическому милленаризму. Наиболее яркими его представителями стали карго-культы238 Новой Гвинеи и Меланезии. Эти учения предсказывают
неизбежное пришествие сказочной эры изобилия и блаженства. Местные племена станут вновь хозяевами своих островов и не будут вынуждены работать, ибо их умершие предки вернутся на великолепных кораблях, переполненных товарами, наподобие тех гигантских грузовых судов, которые белые встречают в своих портах. Поэтому большинство этих культов, связанных с кораблями, требуют, с одной стороны, уничтожения домашних животных и инвентаря, с другой — сооружения обширных складов, где будут размещены привезенные умершими товары… Начнется новая эра земного рая, и все приверженцы этого культа станут бессмертными. Некоторые культы предполагают также оргиастические действия, так как запреты и санкционированные традицией обычаи теряют силу и уступают место абсолютной свободе. Таким образом, все эти действия и верования объясняются мифом о светопреставлении, за которым последует новое сотворение мира и наступит золотой век239.
В большинстве случаев такие движения возникают в те исторические периоды, которые во многих отношениях «гомологичны» лиминальным фазам важных ритуалов в стабильных и воспроизводящихся обществах, когда основные группы или социальные категории в этих обществах переходят из одного культурного состояния в другое. И эти движения, несомненно, суть явления перехода. Вероятно, по этой причине во многих из них столько элементов мифологии и символики заимствовано из традиционных rites de passage [обрядов перехода] тех культур, в которых они возникли, или же тех культур, с которыми они находятся в непосредственном контакте…
многие движения фактически обязывают своих членов уничтожать их имущество, чтобы приблизить наступление того совершенного состояния единения и общности, к которому они стремятся240.
Собственно, именно это мы и видим в Платоновском «Котловане» — крестьяне в состоянии какого-то жутковатого транса режут и буквально пожирают родную скотину. В этой ужасающей трапезе явственно проступают черты тотемического ритуала (не случайно Платонов сравнивает ее с причастием). Причастие (причащение, евхаристия) есть таинство241 вкушения вина и хлеба, которые суть кровь и тело Христа. В результате этого обряда причащенные становятся стелесниками Иисуса. В межлитургические периоды душа отягощается мелкими повседневными грехами, и ей необходимо причащение — как периодическое очищение (обновление). А после очищения можно вновь продолжать греховные утехи.
Но у Платонова все гораздо трагичнее. Вкушается не просто «избыточный» продукт — уничтожается под корень весь экономический базис крестьянского существования. После такого ритуала можно сразу ложиться в гроб (что крестьяне и делают) и помирать — потому что надеяться больше не на что. Рационального выхода из этой ситуации нет. Лежа в гробу, можно уповать лишь на чудо.
Ликвидировав весь последний дышащий живой инвентарь, мужики стали есть говядину и всем домашним так же наказывали ее кушать; говядину в то краткое время ели, как причастие, — есть никто не хотел, но надо было спрятать плоть родной убоины в свое тело… Они не могли расстаться со скотиной и уничтожали ее до костей, не ожидая пользы желудка. Кто вперед успел поесть свою живность или кто отпустил ее в колхозное заключение, тот лежал в пустом гробу и жил в нем, как на тесном дворе, чувствуя огороженный покой242.