- Ты помнишь? - коротко спросил он, я вздрогнула, еще бы такое не помнить, такое не забудешь, даже если сильно этого захочешь.
Я молчала, Агния тоже замолчал, то ли не хочет более говорить, то ли обдумывая, как бы так помягче сказать что-то, что он там хочет сказать. А мне было холодно, голодно и я хотела в тепло.
Видимо лихорадить меня не перестало, потому что я потеряла суть происходящего и отклюлась на секунду. Пришла в себя уже на коленях черони. Поняла это не сразу, а когда поняла было уже поздно.
Мне было тепло, я непроизвольно прижалась к теплу сильнее. Кто-то мне шептал слова прощения и обещания только лучшего на ушко. Мне обещали, что я забуду все плохое, что мне подарят не с чем не сравнимое счастье, что я буду счастлива с ним и что у нас будут прекрасные детки. Но я не обращала на это внимание, мне было важнее другое, то, что заставляло меня зацепиться за ниточку реальности и вспомнить, где я, но это же и отвлекало от мыслей. Запах. Уж, не знаю кто это был, но запах у этого кого-то был такой прям, мммм. Все, как я люблю. Еле ощутимый запах сосны и четко выраженный запах мяты, а среди всего выражен мужской зап… Мужской… Я встрепенулась и, наконец, поняла, где я сижу, а сидела я на коленях у черони, он меня крепко прижимал к себе. Его лицо было спрятано у меня в волосах, он вдыхал мой запах и блаженно щурился, будто ждал этого очень долго. Создавалась ощущение будто он скучал по мне, но этого не может быть, монстр не может скучать!
Я убрала руки с шеи, которую раньше обнимала, и уперлась ими в грудь монстру. Агния оторвался от своего, несравненно увлекательного занятия, и посмотрел мне в глаза. В них больше не было холода, он исчез, будто страх перед чем-то новым, что исчезает, когда плохое, которое все ожидали, не случилось. Я залюбовалась, его глаза, в которых теперь не было холода, а была… благодарность. За что? Что простила, что признала? Я этого не делала! Но его глаза говорили о другом и я в них тонула, они притягивали, приглашали утонуть вместе и я не смогла воспротивиться возникшему влечению, поддалась.
Взяв меня за подбородок, черони наклонился к моему лицу, его губы были напротив моих, его горячие дыхание падало на них, призывая раскрыться. Агния смотрел прямо в мои глаза, не отрываясь и не мигая, будто не захотел разрушить создавшуюся атмосферу, в предвкушение я приоткрыла губы, а ему будто, только, и нужно было. Он улыбнулся и накинулся на меня, будто зверь, что голодал долгое время. Он терзал мои губы в жестком поцелуе, я вздрогнула, это был мой первый поцелуй. Я почувствовала, что страх снова начинает выползать наружу, черони это тоже понял, а потому начал целовать нежно, аккуратно. Я видела, что он сдерживал себя и была в какой-то степени благодарна ему. И все же в памяти были свежи отрывки из прошлой жизни, что не давало с головой окунуться в омут страсти.
Воздух в легких заканчивался и черони прешлось отстранится от меня. Глаза его были затуманены страстью и радостью, что, наконец, он добился меня, за столько лет он нашел путь к моему сердцу. А сколько прошло лет?
- Тридцать, - глухо отозвался Агния, видимо я задала вопрос вслух.
Странно. Почему тридцать? Мне сейчас только девятнадцать, а где еще одиннадцать лет? Неужели я так долго бродила по Грани?
- Все это время ты был один? - мне и правда это было интересно, потому что, ну не поверю я, что нормальный мужик за тридцать лет ни с кем не переспал!
- Если ты имеешь ввиду спал ли я с кем-то, то да, я спал с другими девушками, - он нахмурился, разговор ему не нравился. Агния чувствовал, что это может привести к краху, только зародившуюся во мне к нему симпатию, и да он был прав, что боялся этого. Потому что таки да, моя симпатия рушилась с каждым новым сказанным его словом. - Но отношений ни с кем не было. - попытался тут же оправдаться он.
Чего и следовало ожидать! Ни один мужик не может не изменить любимой, хотя какая это любимая, если он ей изменяет! Я вырвалась из таких теплых и желанных моему сердцу объятий и хотела было уйти, как в комнату вбежал парень лет шестнадцати - семнадцати. Его желтые глаза в страхе бегали из стороны в сторону, руки нервно теребили куртку, что была расстегнута на распашку. Его каштановые волосы были идеально прямыми и обрезаны под каре.