- Возьмите ее… - пролепетал дядя Леша.
- Что ты там вякаешь, старик? – подтрунивал Халк, бандиты откровенно скалились.
Только Яворский не смеялся. Он выглядел угрюмо и устрашающе. Похоже, дядька не понимал, что над ним издеваются. Развлекаются, впитывая его страх – пожирающий, застилающий разум.
- Возьмите ее! – хрипло крикнул дядя, показывая корявым пальцем на меня. – Она вроде как девочка… не тронута… Забирайте как залог… хоть на сутки дайте отсрочку…
- Дядь Леш… вы чего … такое говорите?.. – пискнула я, моргая и не веря в то, что слышала.
Он реально предложил меня бандитам? В залог?.. Может, я сплю… Мне сниться кошмар…
- Дядь Леш… - жалобно получилось, жалко; взгляды вперились в меня, я едва не заскулила от страха, чувствуя, как из глаз брызнули слезы, а дышать стало невыносимо, грудь разрывало от примеси чувств, жгло, словно кислотой.
Яворский вперился в меня взглядом – острым, с насмешкой, испытывающим. Будто на живо меня потрошит. Неживой какой – то взгляд. Внутри него – нет человека, который бы сочувствовал, сопереживал, понимал. Внутри него – пустота. Густая и черная, что взирает на меня. Тошнота сжала тисками горло, в глазах – потемнело, мне стало реально плохо. Хочу отвернуться, но его взгляд – ядовитый, не отпускает, мучает.
- Ты правда целка? – шепчет на ухо тот бандит, что держит меня; в его тоне чувствуется восторг, неправильный, наводящий ужас, заставляющий замереть, не дышать. Не могу сдержать громких всхлипов.
- Пожалуйста… - молю я, хочу опуститься на колени и просить их отпустить меня, но Яворский кивает, словно в замедленной съемке.
Идет оживление, понимаю – я уложена на стол, на мне рвут рубашку, оголяя грудь, выдирая кружевной лифчик. Больно щипают за соски. Кричу, пытаюсь вырваться, но мои силы – словно у воробья, против таких здоровых мужиков. Они одобрительно бросают пошлые словечки, кто – то медленно стягивает с меня джинсы. Впиваюсь в чью – то руку зубами – чувствую запах сигарет, солоноватость кожи. Рычу. Впиваюсь сильнее. Слышу равнодушный голос сквозь это ерзанье:
- Почему ты не смотришь, старик? – меня отпускают; тот мужик, что держал ранее, криво улыбается, запахивая на мне рубашку, снимает со стола, подталкивая к книжному шкафу.
Подмигивает мне. Для него – это всего лишь шутка, обыденность, а я едва не падаю с ног, пытаюсь подавить всхлипы. Меня трясет. Меня только что едва не изнасиловали. До сих пор ноют соски от их грубых прикосновений, все тело кажется грязным и чешется. Тихая истерика кроет. Хочется выть от беспомощности и от жалости к себе. От страха – дикого, съедающего изнутри.
Яворский встает во весь рост – огромный мужчина, массивный, похож на боксера. Отворачивается, смотрит на семейные фото на стенах, меня там нет. Кривится в издевательской усмешке, переводит взгляд на дядю Лешу.
- Ты в своем уме, старик? – говорит он нарочито мягко. – Ты брал у меня деньги. Валюту в долларах. А отдавать решил вагиной? Какого черта не взял тогда бабами? У меня этого добра полно.
Кутаюсь в рубашку, сестры тихо плачут. Им страшно, как и мне. Делаю глубокие громкие вдохи, частые, ничего не могу с собой поделать. Меня больше никто не трогает. Один из амбалов бьет дядю Лешу под дых. Тот сгорбился, хрипит, падает на колени.
- Сутки, - говорит Яворский и медленно проходит в коридор.
Бандиты следуют за ним, квартира пустеет. Становится легче дышать. Но каждый из нас не двигается, будто одно неловкое движение может вернуть бандитов снова. Не знаю, сколько мы так сидим, боясь пересечься взглядами. Прижимаюсь к книжному шкафу. Закрываю глаза. Потом встаю, пытаюсь пригладить помятую рубашку, часть пуговиц отсутствует. Медленно бреду к двери. Оборачиваюсь, смотрю на людей, с которыми я прожила столько лет. Которые являются моими родичами. И которые только что готовы были отдать на растерзание бандитам. Содрогаюсь от мысли, что они могли сделать со мной. Дрожь не отпускала, озноб прошивал все тело. Не особо помню, как добралась до съемной квартиры. Долго отогревалась в ванной, пытаясь смыть с себя воспоминания и прикосновения, раздирая мочалкой кожу до крови.
Глава 4
Прошло три дня с того момента, как к дяде и тете приходили бандиты. Я не звонила им. Не хотела знать, что с ними произошло. Боялась. Была обида на то, что дядя Леша без раздумий отдал бы меня на потеху бандитам. Они могли насиловать меня много раз, бить, резать, глумиться другими изощренными способами. Да делать что угодно! Передернулась, отгоняя от себя плохие мысли. До сих пор с содроганием вспоминала руки, что грубо щупали меня. Не могла забыть то чувство беспомощности. Понимание того, что я не смогу им противостоять. Что меня никто не защитит.