- Тебя, - нахально Оксана скривилась. – Простить не могу до сих пор, что ты ее выбрал, а не меня.
- Врешь, - усмехнулся Косыга, осматривая кухню. – Сестру не любишь, это понятно. Что – то еще между вами стоит.
- Ненавижу, - зашипела Оксана. – И тебя ненавижу, бандит! Уходи! Тебя никто не приглашал! Или угрожать мне будешь?
- Красивая ты баба, но дура, - Косыгин подошел вплотную к ней, ловя за подбородок, всматриваясь в ее лицо. – Скучала? Не поделили, говоришь?..
Рукой свободной ее гладить начал по бедрам. Оксана задышала надсадно, от испуга, от возбуждения. Косыга ее на стол кухонный перегнул, за которым вся семья обедает обычно. Брал жестко, быстро, рычал. Зачем это делал? Сам не знал. Словно гнался за чем – то призрачным, настигнуть не мог никак. Наказать хотел. Только за что, сам не знал. Закончил и ушел, даже не глянув в сторону подскуливающей Оксаны. Она опустилась тяжело на пол, расплакалась. Как же она ненавидела Алину и его. И пусть страдает Алина. Заслужила. С таким явно жизнь – не сахар.
Через месяц Оксана узнала, что беременна. Подложилась под мужа своего, ночь провели страстную, хотя как любовник Лешка ее не особо устраивал. Боязливый. Решили рожать. Лешка был счастлив, что третий ребенок будет у них, на мальчика все надеялся. Всех любил. И Еву своей считал, уговаривал Оксану не говорить, что они не ее родители, мол, будем растить как свою, и фамилию дадим его. Оксана твердо сказала «нет».
Через месяц до Алины дошли вести, что Ваня Голыбин вернулся в город, и его сбила машина. За рулем водитель пьяный был. Косыгин на похороны не отпустил ее. А Алина была почти уверена, что авария - дело рук Косыгина. Или Кости. Только доказательств никаких не было.
Глава 30
Наше время. Ева.
Перед глазами – белое. Стерильно, пахнет медикаментами. Противно пищит где – то рядом, бьет по сознанию. Перед глазами – словно туман. И тошнит. Болит ли что – то?.. Не уверена. Общее состояние - ломота. Вспоминаю приглушенными вспышками: дорога, огни трассы, скрежет и визг шин, авария, Яворский, Калина, что держит меня под шею… Кажется, я сказала, что люблю его, и Явор это слышал… Становится дурно. И страшно. Что будет дальше?.. Закрываю глаза. Кажется, я опять заснула. Меня разбудили приглушенные голоса. Повернула голову – Калина разговаривал с врачом. Сердце забилось с новой силой, в ушах зазвенело. Улыбалась против воли. Я и правда люблю его. Смотрела на него, любуясь. С виду – здоровенный амбал, пугает до дрожи. Взгляд – хочется поежиться, спрятаться. Тяжелый, цепкий, прожигает насквозь. И чувственные губы, с едва заметной родинкой.
Врач мазнул по мне безразличным взглядом, оставил с Калиной наедине. Он неслышно прошел ко мне, садясь на стул. Попробовал лоб шершавыми пальцами. Поджал слегка губы, такие красивые, манящие.
- Не смотри так, малая, - вздохнул Калина. – Плохи наши дела, кукла.
- И пусть, - проговорила я с хрипотцой, откашлялась. – Чувствую себя паскудно.
- Тебе повезло, очень, - усмехнулся мужчина, потер переносицу – только сейчас заметила темные круги под его глазами. – Везучая ты.
- Как по мне, так не очень, - улыбнулась я, протягивая к нему руку, обвивая его крупное запястье; мне хотелось почувствовать его кожа к коже, впитать его силу, бурлящую энергию, уверенность и спокойствие. – Ты почти не спал?
- Двое суток, - кивнул Калина. – Караулил вас. Мои парни говорят, что Косыгин активничает. Совсем скоро все закончится.
- Давно пора, - грустно усмехнулась я, в груди неприятно зашевелилось нечто тревожное, разъедающее, растворяющее надежду на лучшее.
Прикрыла глаза. Я еще очень слаба. Тело словно окатило кипятком. Чувство опасности только нарастало.
- Ты беременна, Ева, - тихо проговорил он; настолько тихо, что я зажмурилась и поверила в то, что мне показалось – он такого не говорил.
Но мужчина смотрел на меня тяжелым взглядом, проникновенно, переворачивая внутри меня все, меняя мой мир, мои мысли всего за пару секунд.
- Он знает? – губами пошевелила я, голос подвел, горло пересохло, язык не слушался; бросило в холод, сковывающий, выжимающий пот, липко выступающий на висках и лбу.
- Нет, - мотнул головой Калина. – Но это вопрос времени.
- Ребенок… не может быть его… не его… - зашептала я, цепляясь за Калину. – Скажи, пожалуйста, что ребенок не его…