Часть 1. Маша Рябкина
Глава первая.
Липкий страх. Вот что я почувствовала впервые, когда мне было лет девять. Грязный, пьяный мужчина в захудалом сером пальто, с бутылкой водки в руках, не внушал абсолютно никакого доверия. Он был отвратительный и мерзкий, а пальцы его были шершавые и грубые. Я еле вырвалась. Я чувствовала, как учащается мой пульс и больше всего на свете боялась, что случится что-то неизбежное. Неизбежного не случилось. У меня в руках был циркуль, и я, не раздумывая ни секунды, воткнула его остриём в глаз противного чудовища. Движимая инстинктами самосохранения, на адреналине, я вырвалась из цепких лап, воспользовавшись его замешательством. Было так страшно. Сердце билось в обеих пятках сразу, я чувствовала, как подкашиваются мои ноги и на бегу я рисковала сломать их и упасть, покатиться кубарем по асфальту и угодить под машину. Я всё удалялась от собственного подъезда, потому что пьяное чудовище подкараулило меня именно там. Я заныкалась куда-то в кусты, отчаянно веря, что они укроют меня от опасности и дрожа от холода и страха, упала в обморок. А немного погодя меня нашли. Моя суетливая мама вызвала полицию и заявила о пропаже девятилетней девочки. Мама наседала, и им пришлось прочесать наш и все соседние дворы в поисках меня. Помню, как меня хлопали по щекам, а мама, запаниковав, вызвала ещё и скорую. А мне было так тошно. В носу точило, и я и по сей день вспоминаю ужасный запах алкоголя и тухлой колбасы. Многие называют это "психологическая травма", но я назову это "монстрическим страхом". Монстрический страх, потому что все мужчины - грёбаные монстры. В этом я ещё раз убедилась, когда познакомилась с Николаем Карповым. Мне тогда было одиннадцать. Я училась в шестом классе старшей школы. Мне нравилось говорить "старшей", потому что это помогало мне чувствовать себя взрослой. А на тот период я была уверена в том, что взрослых все беды обходят стороной, и что взрослым бояться в этом мире нечего. Я так ошибалась. Коля был из тех мальчишек хулиганов, которые любят поиздеваться над другими: он отжимал деньги у четвероклашек, бил цветочные горшки в классе, воровал кириешки и чипсы из магазина, а ещё много дрался. Точнее, бил. Он подкарауливал за школой слабых мальчишек и с чудовищной силой избивал их, забирал деньги, и, довольный проделанной работой, уходил в компьютерный зал. Мы все молились на это место. Потому что когда Коля проводил там время, он забывал обо всём, пока играл в его дурацкие мальчишеские игры с танками и перестрелками. Мама запрещала мне играть в такое. Она говорила, что такие игры порождают жестокость и любовь к насилию в человеке. И, так как у меня перед глазами постоянно маячил наглядный пример в лице Николая Карпова, я ей охотно верила. Вплоть до восьмого класса, я относилась к Карпову сносно. Я просто его игнорировала, избегала и вообще, старалась не попадаться ему на глаза. Особенно в тот период, когда его начали интересовать девчонки. Тот проклятый период пубертатного созревания, когда в мальчишках начинает пробуждаться настоящий монстр и появляются инстинкты охотника. Когда они читают порно журналы и пускают слюни на фотомоделей в купальниках, когда курят сигареты и пробуют треклятое пиво, представляя себя взрослыми. Ах, как бы я хотела, чтобы эти существа никогда-никогда не взрослели. Особенно Коля Карпов. Я не имела ничего против того, чтобы он рос, правда. Он рос очень красивым. У него были волнистые светлые волосы, спадающие на лоб отдельными прядями и много-много веснушек. А ещё чарующие серо-голубые глаза, которые превращались в угли чёрного моря, когда он делал отбивную из очередного мальчишки за школой. А ещё когда смотрел на меня. Даже не так. Когда он смотрел на меня, его губы расплывались в лёгкой улыбке, а глаза становились мутными, как вода в нашем засорившемся унитазе. В его безумных, красивых глазах я читала столько же дерьма. Коля Карпов был из тех, кому особо никто не перечил. Я тоже старалась не перечить, если всё же подворачивались "счастливые минуты" встречи с ним. Я ему улыбалась, и он смотрел на меня голодно и жадно. В такие минуты я замечала, как он застывает, как нервно дёргается его кадык, как сжимаются в кулаки его ладони. Мне было страшно оставаться с Николаем наедине. Я отчаянно боялась зарождающегося внутри него монстра. В восьмом классе я не просто стала бояться Карпова ещё больше, я его возненавидела всем своим сердцем. Я стала свидетельницей того, как Коля и его шайка, забавы ради, отравили дворовую собаку. Парни стояли и наблюдали за тем, как мучается бедное животное, и как бьётся в конвульсиях худой шерстяной комок. Они зачерпывали пластиковой ложкой пену из её рта, смеялись и делали селфи. Собаку звали Лазанья. Вот уже три года она неизменно жила в нашем дворе. Я её очень сильно любила и даже делила с ней купленные в столовой вкусняшки. Для меня это событие стало настоящим шоком. Я впервые почувствовала неконтролимую ярость, и, не замечая горьких слёз на щеках, подбежала и схватила Колю за грудки. Впервые в жизни он смотрел на меня ошарашенно. Кажется, я ввела его в ступор тем, что разревелась, а ещё первая подошла к нему. Быть может, от того мне не было страшно. - Ты подонок! - Я задыхалась от гнева и душащих меня слёз, - какой же ты подонок, Карпов! Почему просто нельзя быть человеком! ? Неужели подобное действительно приносит тебе удовольствие!? Я рыдала. Но в тот момент мне не казалось это слабостью. Наоборот. Я чувствовала, что внезапные слёзы - моё оружие против него. Мы смотрели друг другу в глаза, я впервые видела серо-голубую радужку так близко, и, наверное, если бы Коля не был конченным, ублюдком, а я бы могла видеть в парнях не только монстров, мне бы несомненно понравился цвет его глаз. Я бы утонула в них. Но я тонула лишь в собственных слезах. Мне было жалко Лазанью. Коля мне тогда так ничего и не ответил. Мы с папой похоронили собаку за домом, и, после этого, я каждый вечер приносила туда сорванные неподалёку одуванчики и купленные в столовой сосиски в тесте. Карпов больше на меня не смотрел. Он меня сторонился, а я чувствовала себя так, словно прошла самый сложный уровень в игре про Марио, так ещё и выбила все монетки. Я больше не боялась Колю. Я его ненавидела и презирала.