–Как тебя зовут? – спрашивает Лина. Полиция поднимается на этаж. Но я не спешу.
–Никак меня не зовут, – лгу я. У нас имя – предупреждение. Не надо маленькой девочке знать его. – Мне пора, Лина. Прощай.
Она вздрагивает от моего «прощай», но полиция уже в квартире и Лина не успевает подумать о значении страшного слова «прощай», а я уже таю, проваливаясь в гневную Тьму.
***
Ламия смотрит так, что я хочу уползти куда-нибудь в пески пустыни и никогда не попадаться ей на глаза.
–Не извиняюсь, – признаю я, опускаю голову, – знаю, что виновата, но не извиняюсь. Нельзя так. Она ещё не жила.
–Чего ж вы тогда по хосписам не плачете? По онкодиспансерам? – интересуется Ламия. Её голос трясёт от гнева. – Развелись, жалостливые! Думаешь, планы составляют дураки? Думаешь, ты умнее всех?
–Будь я умнее всех, я бы здесь не стояла! – огрызаюсь я. Уже поздно. Мне всё равно не прожить долго в посмертии, а так хоть что-то напоследок скажу. Успокою нервы души оголённой.
–Самодеятельность! – шипит Ламия, – поганая самодеятельность. В мире ничего не случается просто так. В мире никто не умирает и не рождается просто так. Вмешиваться в планы, недоступные тебе, мятежно и нелепо.
–Отправьте меня в Ничто, но не разводите вот этого вот…– прошу я. Я с удивлением только сейчас понимаю как устала. От Ламии, от гонки за процентной выработкой силы, от Темноты, которая не может назвать меня по имени просто так – только в качестве угрозы.
Ламия качает головой:
–Ты и в самом деле неплохо работаешь, жаль твою глупость. Есть ещё выход. Я пока не подавала доклад. Но, знаешь, его можно подать по-разному. Например, если девочки не станет…
–Как это не станет?
–Ну как всегда. Просто, если она исчезнет, если в Ничто не тебя, а её затолкать, то никто ничего и не заметит. И забудем.
Не меня Ламия спасает, а себя. Я хорошо добываю показатели, видимо, этого она и боится. Меня наказать – потерять счёт себе.
–Я не для того её спасала, чтобы сейчас…– меня мутит, но Ламия перебивает меня:
–Ну что тебе это? давай договариваться?
Темнота любит договариваться. Она всегда ищет чем уязвить и как выкрутиться. Что ж, иногда это даже к лучшему.
–Подумай, – уговаривает она, – всё равно эта девчонка долго не проживёт. Не просто так она была и внесена в список смерти. Ну так к чему нам с тобой воевать и спорить? Ну подумай, Махлат!
Я думаю. Я долго думаю, прежде чем ответить, прислушиваюсь к внутренней тьме. Та уже знает, что я скажу, вперёд меня знает. Мы, помнящие жизнь, так предсказуемы!
Конец