Он гнался за ним и сегодня, а ведь Кевин задержался на целых пять минут.
Стук школьных сандалий по дорожке вдоль реки; застрявшие в металлических пряжках обрывки травы. Мальчик не сомневался, что слышит, как когти Монстра Спешки вонзаются в землю на бегу. Что чувствует его учащенное дыхание. Ха! Ха! Ха! Ха!
Кевин окажется в безопасности, как только перебежит пешеходный мостик. Монстр Спешки слишком тяжелый и не может по нему пройти.
До мостика оставалось всего пять-шесть ярдов, когда мальчику показалось, будто кто-то его окликнул.
— Кевин! — едва слышно, как будто кричат в пустую жестяную кружку.
Он остановился в панике, в нерешительности, и обернулся. Тучи в тот день так сгустились, что почти ничего нельзя было разглядеть.
— Кевин! — снова крикнул голос.
Там что-то было, в тени церкви Эйтон-Холл. Что-то черное копошилось там. Мальчик побежал снова, добрался до мостика и осмелился перевести дух, лишь только оказавшись на его середине.
Потом снова обернулся — маленький мальчик в школьной кепочке и коротких штанишках, на деревянном пешеходном мосту, с шумящей под ногами глубокой рекой. Всего в нескольких ярдах грузовики и фургоны мчались своей дорогой в Гисборо или Харрогит, в Северный Йоркшир этим хмурым мартовским вечером.
Монстр Спешки пропал. Испарился, как всегда, едва мальчик добежал до моста. Ему снова удалось оторваться; здесь было безопасно.
Кевин уже собирался продолжить свой путь домой, как вдруг увидел, что по реке в его сторону что-то плывет. Темное и тяжелое, оно оставляло за собой рябь в виде стрелочек на воде. Мальчик вскарабкался на деревянные перила, чтобы посмотреть поближе. Ему не нравилась эта речка, что текла через Грейт-Эйтон, хоть он и частенько в ней рыбачил. Но за все время выудить ему удалось только лягушачью икру и странных рыб, как будто с руками и ногами.
Но это было нечто другое, существо, которое плыло к нему в этот день. Нечто зловещее, темное, огромное. Мальчик слез с перил и машинально попятился.
Оно медленно скользнуло под мост. Только когда оно миновало тень от моста, Кевину удалось разглядеть, что это такое. Мальчик застыл от ужаса и мог лишь едва слышно всхлипывать.
Это было человеческое тело, оно плыло на спине, глядя вверх. На воде за ним расплывались туманные густо-багровые пятна; Кевин заметил, что одежда спереди у него разорвана и из живота до самых колен тянутся кровавые ошметки.
Хуже всего, однако, было то, что человек был еще жив. На грани смерти, но жив. Достаточно жив, чтобы поднять взгляд на Кевина и выдавить слабейшую улыбку. И тут же поток унес его прочь, и вот человека уже нет: уплыл за запруду, затем через глубокие заводи, где Кевин обычно плавал, пересек вторую запруду и исчез за поворотом реки между деревьев с обрезанными кронами.
Кевин так и стоял на мосту, когда появилась мама в фартуке и с белыми от муки руками.
— Кевин?
Он уставился на нее, словно на незнакомку.
— Там был какой-то мужчина. Он плыл по реке и улыбнулся мне.
Мальчик почти час сидел на высоком деревянном стуле в полицейском участке. Он уже описал мужчину и даже нарисовал его мелками. В половине седьмого мама отвела мальчика домой. Держась за руки, они прошли вдоль воды и пересекли мостик. За изгибом реки двое полицейских в рубашках все еще тыкали длинными палками в заросли камыша под пристальными взглядами толпы школьных друзей Кевина и нескольких стариков, которые вышли из паба, держа в руках пинты пива.
После чая один из стариков пришел и постучался к ним в кухонную дверь.
— Я подумал, вы захотите знать, так вот, они отыскали того бедолагу. В двух милях по течению, застрял в зарослях. Вот только они так и не поняли, кто он таков. Ни бумажника, ничего. И никто его раньше не видал. Но парня разорвали в клочья, это я точно вам говорю. Пузо вскрыто. Кошмар. Чай-то у вас свежий?
Кевин сел за кухонный стол. Он чувствовал дикий холод и сдавленность, как будто шок от встречи с умирающим каким-то образом сделал его еще меньше, чем он был прежде.
Почему мужчина ему улыбнулся? Неужели что-то — ну хоть что-то на свете — может заставить улыбаться утопающего человека с выпущенными кишками?
Кевин зашел в магазин сладостей за пачкой сигарет «Ротманс» по двадцать штук и был приятно удивлен тем, что магазин почти не изменился. Застекленный прилавок с «летающими тарелками», анисовыми драже и лакричными палочками стоял на том же месте; гораздо ниже и меньше размером, чем в детстве, но все тот же.
За кассой работала другая женщина: рыжеволосая на этот раз, с усыпанными веснушками руками; на полочке позади нее стоял телевизор, показывали скачки в Редкаре. Но запах был тот самый; и, хотя движение стало в десять раз оживленнее, дорогу так и не расширили; и река текла все столь же темная и таинственная, как и во времена его детства.