– У реки здесь очень быстрое течение. Шум воды… Понимаете?
– Мистер Даррелл, мы думаем, что тело пролежало на берегу не менее трёх дней. Вы уверены, что вы или ваши дети три дня назад не видели и не слышали ничего необычного?
Он пожал плечами.
– Совершенно ничего. У детей началась школа, они мало времени проводят на улице. К тому же им запрещено выходить за территорию. Не то чтобы они слушались…
Грейс знала, что значит быть ребёнком. Она знала, что родительские запреты только подогревают интерес.
– Мы можем поговорить с вашим старшим сыном?
Миссис Даррелл покачала головой.
– Нет, боюсь, вы не можете, детектив, – с натянутой улыбкой сказала она. – Не стоит ему об этом знать.
Грейс и Джеймс переглянулись. Они оба знали, что семье Даррелл просто не посчастливилось, знали, что никто из них не причастен к убийству.
– Постарайтесь не выезжать за пределы штата. На случай, если нам понадобятся ваши показания, мистер Даррелл. – Джеймс криво улыбнулся и похлопал его по плечу.
– В течение нескольких дней вас могут вызвать в участок для дачи показаний. Только не пугайтесь, это стандартная процедура, у вас не будет никаких проблем. – Грейс снова взглянула на дом.
Из открытой двери запахло кукурузным хлебом. Внутри что-то неприятно заныло. В доме её родителей в Спокане всегда, сколько она себя помнила, пахло выпечкой и свежесваренным кофе. В камине круглогодично потрескивали поленья. Очень часто его топили уже ранней осенью, когда она выдавалась дождливой и холодной. В вазах стояли любимые мамины цветы, а Холли, младшая сестра Грейс, будучи ещё ребёнком, носилась по комнатам и создавала шум, как и положено шестилетней девочке. Грейс тогда было восемнадцать, это был её последний год в старшей школе. С тех пор большую часть времени она скучала по дому.
– Детектив, – от размышлений и тоски по родителям её отвлёк слабый голос мистера Даррелла, – скажите, она страшно умирала? – Мужчина поднял на Грейс взгляд, его лицо исказилось от боли.
– Мы полагаем, что нет, – милосердно соврала Грейс.
4
Глава
Грейс открыла дверь в свой кабинет электронным ключом-картой и, глубоко вздохнув, переступила порог. Она включила свет и осмотрелась. Обычно её рабочий стол был завален свежей корреспонденцией, ещё тёплыми, едва-едва отпечатанными листовками с надписями в духе: «Ты знаешь, кто меня убил?», бумажными клеящимися стикерами с важными заметками и пухлыми папками – она постоянно забывала занести их в архив. То, что не помещалось на столе, Грейс складывала на подоконнике и на полу возле шкафа для верхней одежды.
Скомкав плащ, Грейс бросила его на одно из кресел для посетителей и села за стол. Она слегка нахмурила брови и сорвала с монитора компьютера розовый бумажный стикер с надписью от руки: «Я прибралась здесь, пока тебя не было, малышка. Ханна». Рядом с подписью Ханна нарисовала сердечко.
Грейс поджала губы, улыбнулась и заправила волосы за уши. Ей вдруг сделалось стыдно, что несколько раз за прошедшие три месяца она не отвечала на эсэмэски Ханны, а разговоры по телефону всегда заканчивались фразой: «Нам нужно с тобой встретиться», и никогда – встречами.
Ханна работала в отделе по связям с общественностью и вела блог западного участка полиции Сиэтла в социальных сетях. Они были довольно близки, Ханна поддерживала её во время пресс-конференций, которые Грейс давала, готовясь к повышению до звания сержанта.
Грейс оттолкнула от себя всех, кому было не наплевать. Но Ханна всё равно прибралась в её кабинете. В этом жесте было столько заботы, что Грейс расплакалась бы, если бы рядом не было Джеймса – незнакомца, внезапно по милости Мак-Куина ставшего неотделимой частью её жизни.
Стол Эвана Ханна не трогала. Он выглядел так, будто Эван отлучился всего на минутку: на спинке стула висела его кожаная куртка с потёртостями на карманах, на столе лежал любимый блокнот с чёрной обложкой, исписанный крупным почерком, и стояла настольная лампа.
Закрыв глаза, Грейс представила, что он сейчас вернётся с двумя стаканами кофе на подставке и скажет: «Восемь долларов за кофе, Грейс! Это обдираловка!»
Но он уже никогда не вернётся. Она скучала по его замашкам «парня из Монтаны», всё детство проведшего в трейлерном парке.
Грейс улыбнулась, ресницы слиплись от влаги, любое напоминание о нём неизменно вызывало слезы. Грейс улыбнулась в первый раз после случившегося, думая о том, каким он был, и мысленно записала это в свой личный список маленьких, но важных побед. Она всё еще понятия не имела, как ей смириться с тем, что за столом Эвана теперь будет сидеть Джеймс, но эта улыбка… Обещала, что когда-нибудь её невыносимая тоска по любимому человеку превратится в светлую грусть.