Клерк поднял голову и встретился с ней взглядом. Он тихо сказал:
— Это за городом, на дороге Меридианов, за Эль Панатело. Трактир «Десятая Миля».
Дорога Меридианов вела в верхние земли, она кружила вокруг трех вулканических конусов, которые формировали профиль окрестностей Ангел Сити, затем ныряла как колибри в каждую из старых шахт и оканчивалась в конце в долине Плагханк. Десять миль по дороге — это шесть миль по воздуху, и через несколько минут после «Сунхауза» кэб посадил Джин рядом с ветхим домом.
Когда люди работали в суровой враждебной глуши, производили продукцию, делали деньги, появились дома Десятой Мили. Когда были построены города, когда явилась цивилизация со своим комфортом и умеренностью, дома Десятой Мили стали тихой заводью, утопавшей в янтарном полумраке. Раньше здесь могли заметить только человека, который оставался молчаливым, теперь же комнаты покрылись пылью и даже шаги казались громом.
Джин бодро взбежала по ступенькам из каменной пены. Салун был пуст. Вдоль черной стены с зеркалом располагалась стойка бара, на полках разместились сотни сувениров прошлых лет: отборные кристаллы «звук-свет», окаменевшие останки Троттеров и других вымерших обитателей Кодирона, буры, композиция из шести шахтерских касок с надписанными на них именами.
Чей-то голос, полный подозрительности, проскрежетал:
— Что вы хотите, девушка?
Джин обернулась и увидела старого человека с орлиным носом, сидящего в углу. Глаза у него были голубые и пронзительные, гребень седых волос придавал ему сходство со старым белым попугаем, которого внезапно разбудили.
— Я ищу Молли, — сказала Джин. — Молли Саломон.
— Здесь нет никого, кого бы так звали. Что вы от нее хотите?
— Я хочу поговорить с ней.
Челюсть старика сначала пошла вверх, затем вниз, словно он жевал что-то очень горячее.
— О чем?
— Если она захочет, чтобы вы узнали, она скажет вам сама.
Подбородок старика сморщился.
— Девушка, а вы прекрасная нахалка, не так ли?
Сзади прозвучали мягкие шаги. В комнату вошла женщина в неряшливом вечернем платье и встала, глядя на Джин с очевидным выражением голода и зависти.
Старик рявкнул:
— Где Молли?
Женщина указала на Джин.
— Она пришла работать? Я этого не вынесу. Я устрою скандал. В ту же минуту, когда такая молодая шлюха как эта разместится здесь.
— Я всего лишь хочу поговорить с Молли.
— Она наверху… чистит ковер, — женщина повернулась к старику. — Пейсли сделал это снова. Если вы выгоните раз и навсегда отсюда этого старого пьянчугу, я искренне буду вам благодарна.
— Деньги есть деньги, — сказал старик.
7
Джин осторожно начала взбираться по лестнице, но проход загородила массивная женская фигура. Женщина несла ведро и щетку. Когда она появилась на светлом месте, Джин узнала в ней женщину с фотографии Джо Парле. Правда, облик ее несколько изменили двадцать лет плохого здоровья, отвратительный характер и сотня фунтов прокисшей плоти.
— Молли? — Отважилась спросить Джин. — Вы Молли Саломон?
— Я. Ну и что?
— Я хотела бы поговорить с вами. Наедине.
Молли резко взглянула на нее и бросила злой взгляд в сторону салуна, где старик и женщина прислушивались к ним с нескрываемым интересом.
— Ладно, пошли отсюда.
Она толкнула расшатанную дверь и заковыляла наружу, на боковую веранду в унылом крошечном садике из черных гремучих кустов, странствующей лозы, ржавых грибов. Она плюхнулась в плетеное кресло, которое чуть не развалилось под ее весом.
— В чем дело?
Воображение Джин никогда не рисовало ей именно такую картину встречи. Что говорить? Глядя в пухлое белое лицо, ощущая кислую женскую вонь, Джин почувствовала, как слова застревают у нее в горле… В ней внезапно возгорелась злость.
— Семнадцать лет назад вы оставили ребенка у Джо Парле в Ангел Сити. Я хочу знать, кто был отец той девочки.
Лицо Молли Саломон совершенно не изменилось. Она сказала низким грубым голосом:
— Я часто гадала, кем стал этот ребенок…
Джин спросила со внезапной надеждой:
— Это был не ваш ребенок?
Молли горько рассмеялась:
— Не убегайте от себя. Это мое отродье, я в этом не сомневаюсь, ну как можно в этом сомневаться… Откуда вы узнали?
— Джо вел что-то вроде дневника… Кто был отец? Джо?
Женщина нелепо-величественно выпрямилась:
— Джо Парле? Гм… должна сказать, нет.
— Тогда кто?
Молли изучающе оглядела Джин лукавыми глазами.
— Похоже, у вас в жизни все идет хорошо.
Джин кивнула.
— Я знала, что к этому подойдет. Сколько?
Цена Молли оказалась удивительно скромной — возможно, это определялось тем, какое значение она придавала разговору.
— Ну, десять… двадцать долларов. Чтобы оплатить мое время, и только.
Джин дала бы ей сотню, тысячу.
— Вот.
— Благодарю вас, — сказала Молли Саломон с чопорной претензией на элегантность. — Теперь я расскажу вам что знаю о деле, которое, как я думаю, одно из самых странных, о которых я слышала.
Джин сказала нетерпеливо:
— Не берите в голову. Кто мой отец?
Молли ответила:
— Никто.
— Никто?
— Никто.
Джин помолчала с минуту, затем проговорила:
— Должен же быть кто-то.
Молли произнесла величественно:
— Никто не может это знать лучше меня, я заявляю вам это с полной уверенностью.
— Может быть, вы тогда выпили? — предположила с надеждой Джин.
Молли критически на нее посмотрела:
— Очень умно для такой маленькой мозглячки… А, ладно, смутно все… Я была тогда ненамного старше вас, и была более чем привлекательной… Поглядите на меня сейчас, вы никогда не подумаете этого обо мне, о той, которая двадцать лет в трактире «Десятая Миля» выносит помои…
— Кто мой отец?
— Никто.
— Это невозможно!
Молли покачала головой:
— Тем не менее, это так. А почему я знаю? Потому что я была там, за решеткой, в Доме Реабилитации, и была за решеткой два года. Затем, когда я поглядела на себя, я сказала: «Молли, ты толстеешь». Потом я сказала: «Наверное, газы». А на следующий день я сказала: «Молли, если бы эта чертова тюрьма не была как аквариум для золотых рыбок, где каждую минуту на тебе чьи-нибудь глаза, и знаешь притом, что фактически ты не видела ни одного мужчину за исключением старика Колвелла и директора…»
— Колвелл!
— Старый доктор Колвелл был медиком там, холодный как рыба… Бог видит, холоднющая рыба… В любом случае, я сказала себе…
— А не могло быть так, что Колвелл?..
Молли фыркнула:
— Старик Колвелл? Более вероятно повесить это на Архангела Гавриила. Этот старый… — она разразилась непристойным бормотанием. — До сих пор мне хочется поймать этого слюнтяя, неженку, типа этого, который не дал мне выйти, когда истек мой срок! Он объявил, что я больна, что нужно подождать! И сам ничего не делал, чтобы лечить. Я сама вышла оттуда. Я уехала на грузовике, который оказался там внутри, и он ничего не мог поделать, потому что вышел мой срок, и задерживал он меня незаконно. И затем я пошла к врачу, старому доктору Уэлшу, и он сказал: «Молли, единственное беспокойство с вами это то, что вы чертовски беременны». А дальше вы уже знаете. Есть ребенок, а я без средств к существованию и без хахаля, нуждаюсь в свободе, так что пришлось отнести ее к моему хорошему другу Джо. А то, что он изредка поднимал шум…
— А как насчет директора?
— Что насчет директора?
— Мог он?..
Молли скептически фыркнула:
— Только не старый суетливый Ричард. Он никогда даже не показывался. Кроме того, его дурила молодая мозглячка в офисе.
Раздался гудящий звук мотора. Джин выскочила в сад и вытянула шею в сторону удаляющейся воздушной лодки. «Какого черта… я сказала ему ждать. Как я вернусь в Ангел Сити?»
— Ну-ну, — раздался в трактире пронзительный голос. — Ну-ну, это в самом деле оригинальный реликт прошлых дней.
Молли Саломон тяжело встала на ноги.
— Этот голос! — лицо ее налилось нездоровой краснотой. — Этот голос, я никогда не избавлюсь от него. Это старый Колвелл.