БОЙНЯ НА ПРАЗДНИКЕ ТОКСКАТЛЯ
В Мехико тем временем царило предпраздничное возбуждение. Люди лихорадочно готовились к большим празднествам двадцатидневиого месяца Токскатль (4-23 мая). В этом месяце чествовались два главных бога города: Уицилоночтли и Тецкатлипока.
В маленьком гарнизоне общей численностью не более ста пятидесяти человек, которые были оставлены для того, чтобы стеречь Моитесуму и охранять империю, царила тревога, которая нарастала но мере приближения праздника. Конкистадоры сами понимали опасность, нависшую над ними в последнее время. Ведь совсем недавно Монтесума предложил им уйти, намекнув на то, что в ином случае они могут быть принесены в жертву. Тот самый Монтесума, который смог втайне мобилизовать сто тысяч человек, готовых хоть сейчас ринуться в бой.
Напряжение нарастало с той и с другой стороны.
Добрая половина испанских солдат вышли из своих казарм. Они направились к Большому храму, где находились танцевавшие; и некоторые из них сразу же блокировали четыре его рыхода. Пятьдесят других обнажили свои шнаги и напали на танцевавших великих сеньоров и воинов. «Тогда они окружили тех, кто танцевал; они сразу направились туда, где были тамбурины; они напали на барабанщика и отрубили ему кисти рук; затем они отрубили ему голову — так, что она отлетела далеко в сторону. Затем они направили на людей свои металлические копья и стали их рубить и колоть своими металлическими шпагами. У некоторых была изрублена голова, другие были ранены в руки, плечи, живот и'во всякие другие места.
И не было возможности убежать. Было очень много раненых. А если кто-нибудь хотел убежать, то па него набрасывались христиане и от человека ничего не оставалось.
Некоторым удалось перелезть через стены и убежать. Иные вбежали в соседние дома и там спрятались. А еще некоторые притворились мертвыми и притаились среди мертвых, и так спаслись. Но когда кто-нибудь не мог лежать
спокойно и было видно, что он жив, то на него набрасывались эти люди и продырявливали человека своими шпагами.
Кровь храбрых воинов текла так, как если бы это была вода. Отвратительный запах поднимался от крови и от внутренностей, которые были разбросаны повсюду. Испанцы ходили по дома%1, своими шпагами протыкали занавески, если им казалось, что там скрывается кто-нибудь из танцевавших во дворе Большого храма, и если кого-нибудь находили, то тут же убивали. И пока испанцы искали людей, они одновременно грабили дома».
Началась настоящая охота на людей внутри и вокруг десятков больших и маленьких зданий, находившихся за оградой Большого храма. Персонификатора Уицилоночтли или Тецкатлипоки ранили в лицо. Важные особы, принимавшие участие в тайцах, почти все были убиты, а их тела ограблены: испанцы снимали с них как особенно любимые ими золотые украшения, так и украшения из полудрагоценных камней. Убитых были сотни, а может быть и тысячи.
Зрелище было ужасным, сообщают индейские информаторы де Саагупа. Однако информаторы описывают эти события с опозданием в несколько десятилетий — тогда, когда менталитет народа сильно изменился и когда ацтекское общество перестало быть грозной военной машиной, взявшей на себя обязанность кормить вселенную человеческой кровью. Тон свидетельств изменился. Нет уже речи о «славной рыцарской битве, иоле которой усеяно цветами, дорогими перьями и телами умерших в радости». Лежащие на земле «цветочного поля» окровавленные тела уже не представляются «цветами, драгоценными камнями, красными розами в обрамлении драгоценных перьев». И воины, падая от смертельных рай, больше не сообщают о «радости, которую они испытывают от присутствия в обществе предков и древних королей».
И тем не менее раздавались крики, призывавшие на помощь или побуждавшие к схватке с врагом. «О, храбрые воины! О, мексиканцы! Хватайте оружие, какое придется! Скорей! О, наши храбрые воины гибнут!»
«Люди кругом заплакали и стали ударять себя но губам, причитая. И снова поднялись храбрые воины, и продолжилась битва. И храбрые воины бросали дротики и копья, и гарпуны. И все это выглядело как желтый туман над испанцами». Последние были окружены со всех сторон многочисленными отрядами решительно настроенных ацтеков и были вынуждены поспешно отступить ко дворцу Ахаякатля. Альварадо, весь в крови, прибежал к Монтесуме, которого он никогда не любил, и вне себя от злости, стал упрекать императора, указывая на свои раны: «Смотри, что наделали твои вассалы!» — «Если бы ты не начал, — ответил монарх, — мои вассалы ничего такого не сделали бы. Вы просто хотите погубить и себя, и меня!»