— Бабушка готовит самую лучшую на свете лазанью! — громко объявила Хлоя. — Так все говорят.
— Если мы пойдем к моей маме, она даст нам яичницу-глазунью, — размечтался Макс, — а если к папе — то гамбургер. «Вендис» — его любимый ресторан, только он туда больше не ходит потому, что однажды ночью он подъехал к окошку, откуда выдают еду, и вы никогда не догадаетесь, что случилось потом. Потому что эта женщина там что-то делала, и он сказал ей: «Вы слишком красивая, чтобы работать в ночную смену», а она ему ответила: «Вы намекаете, что у меня красивая задница?» Он высунул руки из окна, она взялась за них, и он втащил ее в свой грузовик прямо через окно. Теперь она моя тетя Джейн. И у нее золотой зуб.
— О господи, — проговорила Джози.
Наступила тишина.
Мне показалось, что Джози пытается взять себя в руки.
— Из настоящего золота? — уточнила Хлоя.
— Да, — ответил Макс. — Только его невозможно вытащить. Но все равно мне больше нравится яичница.
— Глазунья или еда из Макдоналдса — не важно, все равно будет очень вкусно, — сказала Джози, пытаясь пригладить непослушные вихры Макса. — Мы будем счастливы, когда миссис Вули отвезет нас домой. А теперь пора спать. Сладких вам снов.
Джози нежно укутала его плечи спальным мешком и поцеловала Каролину в лоб.
То, что она делала, было гениально.
Под ее сказку и я чуть не заснул.
Алекс похрапывал.
Мы последовали примеру Джози и тоже взяли себе самонадувающиеся матрасы.
И сразу почувствовали разницу. Стало намного удобнее. Расположившись, я почувствовал себя так, будто из тела вынули кости. Шок и избыток адреналина от всего, что случилось, удесятерили мои силы и выносливость, и я как будто летал.
Только теперь я снова начал ощущать свое тело. Это было ужасно. А еще от удара Брейдена у меня раскалывалась голова.
Джози подошла к моей импровизированной постели и опустилась на колени.
— Ты можешь набросать пару слов для завтрашней речи?
— На панихиде?
Она кивнула.
— Не знаю.
— У тебя хороший слог.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
Она закатила глаза.
— Просто… Я же не писатель. Я всего-навсего пишу заметки. Для себя, — сказал я ей.
Джози вздохнула. Бесконечное терпение и доброта, которые она неизменно проявляла к детям, похоже иссякли. Она яростно потерла глаза.
— Нам нужна эта панихида, понял? Им она нужна. Нужно сделать так, чтобы казалось, что этого хотят все. Понимаешь, о чем я? Нельзя, чтобы кто-то думал, что это моя дурацкая прихоть. Церемония сработает и поможет нам только в том случае, если все решат, что это всеобщая инициатива.
— Ладно-ладно, — сдался я. — Ты права, Джози. Я что-нибудь накорябаю. Обязательно.
По правде говоря, у меня на этот счет уже появились кое-какие задумки.
— И спасибо за то, что все это организовала, — сказал я. — Должны же мы что-то сделать. Для них.
Она встала и пошла прочь, потом снова вернулась.
— Нет, — сказала она. — Это я должна тебя благодарить. Поэтому… Спасибо.
Не иначе как она благодарит меня за то, что я составил ей компанию.
— Эй, Дин, а можно у тебя еще кое о чем спросить?
— Конечно, — ответил я.
Джози уперлась взглядом в пол, как будто внимательно разглядывая свои тапочки.
— Какой сегодня день? — она хмыкнула. — То есть… я тут вообще потеряла счет времени. Все как-то смешалось. Мне кажется, что мы здесь уже долго, но, наверное, это не так.
— Сегодня четверг, — сказал я. — А мы оказались здесь во вторник.
— Три дня? — изумилась она. И начала хохотать. — Три дня? Это какое-то сумасшествие!
— Сумасшествие? — переспросил Нико, подходя к нам.
Я не слышал, как он приблизился. Он всегда подходил бесшумно. Наверняка он перенял этот трюк у бойскаутов.
— Надо же, четверг! — сказала Джози. — Мы здесь всего три дня. Будто целая жизнь прошла, правда?
— Кажется, что да, — сказал Нико.
Я тоже согласился. Я подумал обо всем, что случилось: об аварии автобуса, о том, как мы узнали о мегацунами, о землетрясении, о нашем временном заточении, о том, как я напал на Алекса, парня у ворот, как Астрид напала на Батиста.
Три дня.
— Я рад, что ты чувствуешь себя лучше, Джози, — сказал Нико.
— Да, — согласился я с ним и лег на спину. Мне очень хотелось спать.
Нико стоял и смотрел на погруженную в свои мысли Джози.
С ним явно происходило нечто такое, чего я раньше не замечал.
Его невозмутимый, сверлящий взгляд вдруг смягчился. Нико показался мне более открытым.