— Спасибо! Храни тебя Бог! — отвечала она удивлённо и радостно. — Спасибо…
А однажды летом, в сити, в воскресный тихий вечер я увидела девушку. Она сидела у витрины магазина дорогой обуви, в ласковом свете солнца, почти красивая той редкой чистотой облика, что бывает у девушек в Моор, когда они одарены правильными чертами лица и не обезображены тонкими губками, носом-пуговкой, поросячьими глазками и полнотой. Она была совсем юна, и, глядя на неё, я поняла, что моя собственная юность уже осталась позади. Я остановилась, поражённая её внешностью и каким-то светлым спокойствием, поздоровалась и спросила:
— Неужели тебе некуда идти?
— Некуда.
И она рассказала, что её мать вышла замуж, а отчим дерётся, и невозможно находиться в квартире. Я дала ей какую-то монету и пошла дальше, в шоке и солнечной тишине, в покое позднего лета.
Примерно там же, в сити, в похожий ясный день так же сидящий на асфальте парень рассказал мне, что он безработный и у него отняли пособие, когда он отказался от унизительной грязной работы.
— И ничего нельзя сделать? — спросила я.
— Ничего.
— А к адвокату пойти?
Он только пожал плечами. Я что-то дала ему, пожелала удачи и ушла. В моём мозгу истошно орал мелкотравчатый ужас.
В один прекрасный летний день я в очередной раз увидела пожилого бомжа с бутылкой, и терпение лопнуло. Я решила наконец что-то предпринять. Вместо того, чтобы садиться с наивным плакатом на площади перед ратушей, я вошла в ратушу и заявила, что хочу видеть мэра, так как мне надо с ним кое о чём поговорить. Конечно, заверил меня вежливый чиновник, несомненно, это моё гражданское право, но мэр сейчас в отпуске, а потом у него уже всё распланировано, так что мне придётся заранее записаться к нему на приём и подождать своей очереди.
— А когда он вернётся?
— Через три недели, — сказал чиновник.
— Ага. А сколько времени потом придётся ждать?
— От двух до трёх месяцев. Мэр очень занят…
Изнутри ратуша похожа на старый замок. Множество этих угрюмых громад венчает считающиеся горами холмы страны Моор. Эти замки — солидные манки для туристов, столицы крохотных бывших княжеств, крепости «властелинов» каждого жалкого пятака глинозема… Я повернулась, ещё раз оглядела массивные двери и, толкнув дубовую створку, вышла на солнце. Так закончилась моя попытка что-то предпринять. Была ли эта попытка искренней, или же я хотела что-то продемонстрировать мэру — например, что они, постыдно богатые и терпящие в своих подворотнях отчаяние и нищету, препогано выглядят с точки зрения чужака; или же это была игра на саму себя, и это я хотела определённым образом выглядеть в своих или чужих глазах; или что-то совсем другое — не знаю.
3. Зверь
Шло время. Я постоянно обедала в той самой лавке, вцепляясь в жаркое, словно голодная тигрица. Оно пьянило меня, как дурь. По выходным я томилась, грезя о сочных розовых ломтях и поджаристых ромбиках свиной шкурки. Выспросив у продавщицы рецепт, я брала хорошую свинину, обсыпала её недешёвыми специями, шпиговала луком и чесноком и жарила в духовке. Получалось вкусно, но чего-то мне не доставало. В жарком этой лавки было что-то позарез нужное мне, как пьянице — растворённый в дрянном пиве спирт, как курильщику никотин. У моего мясника был какой-то секретный рецепт, наверняка (думала я) из тех, что передаются в семье ремесленников из поколения в поколение. И я решила его узнать.
Стоял полдень субботы в сентябре. Ещё не кончились каникулы, и улицы были пустынны. Никто не спешил в башню философов, в библиотеку, в театр, и даже пьяница из подворотни куда-то исчез. У продавщицы с калечной рукой был выходной, и в лавке сидел хозяин. Я заказала мясо с гарниром и кофе, стала за столик и уткнулась в «Утреннюю почту». За прошлый год, гласила маленькая заметка, количество пропущенных из-за болезни рабочих часов снова снизилось. Оно снижалось седьмой год подряд и не достигало теперь и восьми полных рабочих дней. Врачи предупреждали, что это нездоровые цифры. В стране царила безработица и ужас перед нею, и люди шли на работу даже в тяжёлом состоянии. За последний квартал экономика пошла в рост, сообщала обширная статья; появились рабочие места. Я перевернула страницу. «1,95 марок в час. Некоторые отрасли платят теперь только впроголодь»… В городе, сообщали на предпоследней странице, начали пропадать бомжи. Несмотря на хорошую погоду, бездомных стало несколько меньше. Трупов не находили, так что можно считать, что это добрый знак, знак долгожданного подъёма…
Стрелка часов подползала к 13.00, и лавка должна была вот-вот закрыться. Другого гостя уже бы вежливо попросили, но я была постоянным покупателем и могла позволить себе стоять у столика, пока не пробьёт час. Я отложила газету.