Смотрит на Облака обхватила ее длинными руками и прижалась сзади. Ирина сразу заснула. Тьма в голове ее не тревожила.
Прошло еще два дня. Они спали на земле, зажигая маленькие костерки, и шли как могли быстро, иногда бежали то в одну, то в другую сторону, порой даже назад, чтобы не потерять Орли и не дать себя обогнать. Горы уступили место пологим холмам и болотистым равнинам. На западе поблескивало Внутреннее море, а на севере виднелась Великая река. Черная река всегда оставалась по левую руку, пока они петляли по узким тропинкам, ведущим на северо-запад.
На второй день они потеряли все следы, даже герметические.
– Он идет на север, – сказала Тессен. Смотрит на Облака согласилась. Но все вели себя тише, а вечером Анеас велел не разводить огня.
Анеас начал подумывать, что Туркос сбился с пути или что его сообщения не попали к адресатам. Он так устал, что любой выбор казался ему неподходящим. Дважды, обходя болота, полные черной грязи и заросшие ольхой, он подумывал повернуть назад. Признать, что проиграл. Он ничего не должен своему брату.
Так он себе говорил.
На третий день они вышли к высокому холму, у подножия которого ярился горный ручей.
– Строевой ручей, – довольно кивнул Льюин. – Или Малый строевой.
Пришедшие из-за Стены сбросили с плеч поклажу, кто-то зажег трубку, передал ее по кругу. Минган опустился на одно колено и долго изучал долину.
– Нужно идти на север.
Все попадали на землю. Заплечные мешки даже не снимали. Ирина свой сняла, положила рядом с Мингановым и пошла, растирая бедра. Наверное, так ощущается старость. В августовском солнце долина показалась ей прекрасной. Из куста вылетела колибри, зависла над розой.
– Тут жили люди, – заметила Ирина.
Увидев розовый куст, она поняла, что смотрит на бывший хутор. Различила остатки фундамента, яблоню, гнущуюся под весом недозрелых плодов. Двое пришедших из-за Стены и Синтия собирали зеленые яблоки.
Анеас поднял голову, и Ирине показалось, что он заснул, сидя на земле.
– Да. Несколько поколений назад. Лет двести, может быть.
– А что случилось потом?
Он просто посмотрел на нее, затем отвернулся и снял с пояса топорик. Со стороны обуха была приделана небольшая трубка. В шкатулке из черепахового панциря осталась только табачная крошка. Анеас постучал по донышку, собирая крупинки, и тщательно набил трубку.
– Война, – ответил он, не глядя на Ирину. – Мои предки. Твои. Предки Орли. Матушка рассказывала, что Дикие постепенно отвоевывали Альбу у людей. Я не знаю, не боремся ли мы сами с собой.
– Ты можешь отпустить Орли.
– Да, мне стоило это сделать. Табак закончился. Ненавижу проигрывать.
– И я, – согласилась Ирина. – Но Орли меня не удержал, и за это я благодарна.
– В лучшем случае ничья, – улыбнулся Анеас.
Ирина подумала о черном яйце в голове и захотела себя пожалеть, но вместо этого упрямо встряхнула волосами.
– Я ненавижу Орли, – сказал Анеас. – Я признаю это. Возможно, он не лично убил мою мать или моего отца. Да, по сравнению с великим драконом или Шипом он всего лишь солдат на службе зла. Мне хватает ума понять, что его ненависть к Мурьенам – просто последствие многих сотен лет жестокости и насилия. Тех самых войн, которые вернули эту прекрасную землю бобрам, лосям и боглинам. – Он вынул огниво. – Но он убил моего… друга, – еле слышно закончил он.
Он легко и быстро находил все нужные вещи, использовал их и убирал. Табак, трутница, кремень, нож… Ирину это зачаровывало. И его слабость – тоже. Друг. У нее никогда не было возлюбленного, но она знала, насколько люди ими дорожат.
Он не обращал на нее внимания.
– Повстанец Прыщ, боглин Крек, Тессен – все считают, что Орли нужно разбить. – Анеас быстро высек искру, которая упала на обгоревшую тряпочку. – Габриэль прав только в том, что мы должны сражаться все вместе или не сражаться вообще.
– Я хочу научиться этому, – сказала Ирина.
Он бросил кусочек горящей ткани в чашечку трубки и затянулся. Прислонился к узловатому дереву и закурил.
Ирина смотрела на долину. Минган стоял на коленях в нескольких шагах. Улыбнулся, когда она взглянула на него.
– Можешь дать мне трубку? – спросила она.
Анеас приподнял бровь, но потом вытер чубук и протянул ей.
– Думаю, ты заслужила.
Она не поручилась бы, что он шутит. Она осторожно затянулась. Все пришедшие из-за Стены курили. Почти все следопыты тоже. В Ливиаполисе не курил никто, кроме одного из магистров академии.
Она попыталась выпустить дым из носа. Дым показался ей сладким и горьким одновременно, она закашлялась. Этим же топориком-трубкой она рубила ветки – казалось, что прошел уже целый год. Она помнила, какой он острый. Разводы на стали походили на узоры на дереве.