– Счастливого пути, старый друг.
Хоронить его собрались восемь лучников из отряда. Габриэль пошел с ними, помог выкопать могилу в каменистой земле Эднакрэгов и опустить в нее тело. Новый архиепископ Лорикский произнес несколько слов.
– Говорят, что больше никто не умрет, – заметил Смок.
– Чертова чума, – сплюнул Типпит.
– Он спасал мне жизнь раз десять, – проговорил Габриэль.
– И все время отнимал мой винный паек, – сказал Типпит. – Он бывал редкостным ублюдком и про все имел свое мнение, про драконов и боглинов, да такое, что голова кругом шла. Но стрелял он… дай бог каждому.
– Он всегда говорил, что хочет умереть в своей постели, – вспомнил Смок. – И смотрите-ка, так и вышло.
– Кто возьмет его лук? – спросил Калли. – Он тяжелый.
Все посмотрели на Длинную Лапищу, который, хоть и стал рыцарем, все равно оставался главой над лучниками.
– Ричард Ланторн с ним справится, – решил Длинная Лапища.
– Да как же, – возразил Безголовый.
– Ни хрена, – взвизгнул Сопля. – Я могу.
– Не можешь, – тяжело сказал Смок. – А Ланторн молодец.
– Как Дэн Фейвор? – спросил Калли.
– У Фейвора свой лук есть. И вообще – он станет рыцарем. Вон, капитана спросите.
Габриэль понял, что давно забыл о своем отряде, и это выставляло его в неприглядном свете.
– Кого мы еще потеряли, Смок? – спросил он, страшась ответа.
– Сэра Гельфреда, – сказал Длинная Лапища. – Вчера похоронили.
– Сэра Бесканона, сэра Гонзаго, Гэвина Хаззарта из пехоты, – продолжил Смок. – А еще Хетти, Однорукую и беднягу Гезлина.
– Как после боя, – заметил Длинная Лапища.
– Да уж. Но ты сам знаешь, что сказал бы Уилфул, – дополнил Смок. – Половина подхватила это дерьмо. Сейчас наверняка умер кто-то еще.
– Попомните мои слова, – подхватили все хором. Кто-то рассмеялся.
– Дубовой Скамье худо. Ты бы к ней сходил.
– Я всех увижу в Дормлинге, – объяснил Габриэль. Но, ускользнув от них – кто-то остался поливать могилу Уилфула вином, – он нашел время поговорить с Дубовой Скамьей. Ее как раз укладывали в один из фургонов Сью.
Она была при смерти. Кожа ее отливала серебром, как у самых больных, опутанных затейливыми заклинаниями, которые пытались удержать легкие на месте еще немного, пока магистры ищут лекарство.
– Капитан, – тихо сказала она. – А я трезвая.
Он взял ее за руку, но она ее вырвала.
– Я же заразная.
– Я уже подхватил мор, Салли.
В отряде осталось совсем немного людей, помнивших ее настоящее имя. Точнее, осколок куда более громкого имени. Галлейского.
– Ясно. Я скоро умру, похоже. Не могу сказать, что очень грущу.
– Я постараюсь тебя вытащить.
– Ты сможешь. Скажи той монашке, чтобы она меня подлатала. – Салли ухмыльнулась. – Красивая она.
Габриэль сжал ее руку.
Ариосто добрался до гостиницы в Дормлинге за несколько минут. Тяжело груженным телегам, продирающимся через лес, потребовалось несколько часов. Но Габриэль с удовольствием увидел больше тысячи человек, строивших дорогу. Заложил небольшой круг над ними.
Дорога уже протянулась довольно далеко. Удивительно – и страшновато, – как быстро может работать тысяча человек. Деревья валили, оттаскивали в стороны, пилили, шкурили, ветки откладывали на дрова для путников или укрепляли ими сырую землю.
Он спустился пониже, почти задевая верхушки деревьев. Ариосто ворчал, мерно взмахивая огромными крыльями. Рабочие его уже знали. Мужчины помахали шапками, женщины, закутавшиеся в тонкие платки, чтобы спастись от комаров, – инструментами.
Габриэль с удовольствием увидел, что телеги уже почти добрались до дороги, что совсем недалеко уже готов следующий лагерь, что шесть виверн уже взмыли в небо и потащили туши скота на юг. Тикондагу, стоявшую на широкой развилке дорог, окружили войска. Габриэль пролетел над укреплениями – авангард Гэвина теснил сэра Хартмута. Гарнизон Орли был обречен и знал об этом. В древних стенах темнели огромные бреши, почти все укрепления рухнули. Спасибо Анеасу, граф Орли спасался где-то в северных лесах и не мог помочь своим. Анеаса Габриэль любил меньше Гэвина, но все же мальчик тянул свою ношу. И не только ее. Попытку Орли свернуть на восток пресек Анеас со своими разведчиками. Тикондаге оставался день, не больше.