Отто, оставшись совершенно без средств для существования, с трудом отстранился от игорного стола. Даже сейчас его не покидало желание присоединиться и точно отыграться. Для этого всего лишь нужно найти на полу одну монетку. Неужели это так сложно? Но все-таки чувство гордости не дало ему опуститься на колени в этом заведении и рыскать в поисках денег.
Охотник хотел было уже пойти за алхимиком и отправиться дальше, в старый город, но почувствовал на своем плече тяжелую, словно камень, теплую руку, после чего услышал голос:
– Не расстраивайтесь, это даже к лучшему. Уверен, если бы вы выиграли еще пару раз, то эта пьяная свинья со своими друзьями непременно где-нибудь на улице попыталась отнять у вас выигрыш силой.
Отто резко отстранился и обернулся. Перед ним стоял мужчина среднего роста, лет пятидесяти, тучный, несколько сутуловатый. Волосы его, очень еще густые, были черные, а широкая, густая борода, спускавшаяся лопатой, была чуть светлее головных волос. Серые глаза его смотрели очень тяжелым взглядом, от которого становилось даже не по себе. Он будто бы проникал во все уголки твоей души. Одет был крайне дорого даже для центрального района: бархатный сюртук, совершенно целый и невредимый, был застегнут не полностью, отчего можно было разглядеть ослепительно белое и чистое белье, что выдавало человека порядочного; на ногах серые, в цвет верха, штаны и дорогие с виду туфли. В руках его была красивая трость, а руки были в свежих перчатках. Было видно, что это человек исключительно богатый. Даже лицо выдавало этот факт. Как его здесь до сих пор не ограбили и не убили – загадка.
Мужчина указал рукой на свободный столик. Отто по какой-то причине не смог отказать и проследовал за ним; сел напротив. Принесли бутылку самого дорогого вина и две кружки (фужеров не было).
– Кто вы такой? – наконец поинтересовался Отто, наблюдая за тем, как неизвестный разливает вино.
– И где же мои манеры? Дориан Эдельвейс, позвольте отрекомендоваться.
– И что же тебе от меня нужно? – нарочито грубо сказал Отто. Что-то в этом человеке ему сразу не понравилось.
– Я пришел к вам вследствие всего лишь одной причины. Я вынужден вас предупредить, что ваше приключение, дело, если угодно, решительно ни к чему не приведет. Поэтому на вашем месте, я бы давно уже поспешил развернуться и пойти скорее обратно, пока не стало слишком поздно.
На последних словах его добродушная улыбка внезапно сменилась неимоверной серьезностью; голос его сделался ниже, грубее, повелительней. Отто такая явная дерзость не понравилась. Он, кажется, теперь вполне уверовал в свою теории о том, что перед ним никто иной как один из аристократов, стоящих во главе города. Это те самые люди, которые считают, что им все дозволено. Те самые люди, которые с виду вполне приличные граждане, но в итоге оказывается, что они педофилы или маньяки. Почему? А это уже вытекает из первого определения. Преимущественно они предаются пьянству, чревоугодию, разврату (что бывает чаще всего), между делом угнетая трудовые массы и вставляя палки в колеса талантливым выходцам из народа. Это не те прекрасные джентльмены из баллад и сказок. Разве что внешне.
Отто хотел уже вскочить и набить своему собеседнику морду, как тот стукнул своей тростью по полу и охотник почувствовал, что совершенно потерял возможность к всякому телодвижению. Глаза его округлились, и, кажется, впервые за последние несколько лет он ощутил что-то вроде испуга. Верхушка города, да и те не все, были единственными, кто обладал некоторыми магическими способностями. Никто и знать не знает, откуда те у них взялись. По многочисленным легендам, конечно же, от тайных обрядов и демонов. Оттого аристократия и церковь сотни лет не могут никак найти общий язык, ведь, как известно, никто, кроме богов, не имеет права использовать магию и с ее помощью воздействовать на окружающую действительность.
– Зря вы так реагируете, Отто. Я ведь вовсе не желаю вам зла. Не хочу вас убивать или насиловать – я все-таки порядочный гетеросексуал – или делать с вами что-либо еще из порочного списка в вашей голове. Что ж, слушать меня или нет – право ваше, но, будь я на вашем месте, я бы себя послушал. Прощайте. Когда-нибудь мы непременно увидимся снова.