Последним, что он слышал, оказался более мощный выстрел, прозвучавший где-то вдалеке. Затем Отто окутала полная темнота, как будто его глаза залили густыми черными чернилами.
II
Пыльная керосиновая лампа, тускло горевшая, свисала с потрескавшегося потолка; обоев почти не было – все они упали с отсыревших стен. На грязном голом полу валялись пустые колбы, какие-то клочки бумаги, маленькие сушеные ягоды, куски земли с травой и бычки. В помещении стоял запах мочи, пота и грязи с тонкой примесью каких-то трав.
Очнувшись, Отто почувствовал острую боль в левой части головы и тут же понял, что не видит левым глазом ничего кроме темноты. Спустя пару секунд, до него дошло, что это всего лишь бинт. Он лежал на какой-то ободранной, покрытой заплатками, липкой софе. Стояла она у стены ровно в том месте, где с потолка падала прямо ему на грудь поминутно капля воды. За занавешенным окном прогремел гром, и сверкнула молния. Яркая вспышка голубого цвета озарила комнату и того, кто сидел в другом углу. Дождь сильнее забарабанил по карнизам. Неизвестный, почувствовав на себе взгляд охотника и увидев, что он поднимается, встал и сам. Он, добродушно раскинув руки в сторону, подошел ближе, говоря при этом крайне спокойным, мягким и приятным голосом:
– О, слава богам! Вы живы.
Неизвестный непременно хотел бы обнять Отто, но тот выставил вперед руку, говоря этим знаком «не надо».
– Что ж, так тому и быть, так тому и быть, – затараторил незнакомец, отходя назад.
– Где я?
– Ох, да-да-да, я ведь совсем, совсем забыл вам все рассказать. Меня зовут Элиас, я алхимик. – Он протянул руку охотнику, но тот лишь поднял недовольные глаза, отчего рука была сразу убрана. – Вы сейчас находитесь в моей обители и по совместительству лаборатории.
Он раскинул руки в стороны, демонстрируя комнату, которая была не более пяти шагов в длину и ширину. Для своего жилища Элиас был одет вполне подобающим образом: темно-синий плащ, весь в пятнах разнообразного происхождения, был снизу изорван; поверх него была надета черная накидка, доходившая до колен и абсолютно вся изорванная до состояния бахромы. Определённый стиль бедноты здесь явно присутствовал. Но вот что не совсем вписывалось в этот образ, так это белоснежная маска в виде клюва ворона. Судя по всему, она была сделана из древесины.
– Несмотря на то, что я спас вас от неминуемой гибели, – робко и тихо начал алхимик, – мне несколько…неудобно просить вас, господин Отто.
Охотник нахмурил незабинтованную бровь и пристально уставился на собеседника в ожидании объяснений. Не успел Элиас что-либо ответить, как из-за закрытой обшарпанной деревянной двери послышался плач ребенка. Алхимик несколько секунд помедлил, то начиная двигаться к двери, то в нерешительности останавливаясь и оборачиваясь обратно к охотнику, дабы-таки сказать то, что хотел. Но вскоре махнул рукой и ушел за дверь.
Отто поднялся и приложил руку к лицу, вспоминая события минувшего сражения. Тут он обнаружил на столе свое обмундирование – меч в черных ножнах, прекрасный кремниевый пистолет и два метательных ножа. Охотник незамедлительно развесил все оружие по тем местам, где оно и должно быть. После срезал бинт и провел рукой по каштановым волосам от макушки до виска, а после спустился и до подбородка. На этом участке остался один шрам. Отто вздохнул, натянул маску и, взяв свою треуголку в руку, пошел следом за своим спасителем в другую комнату, но что-то заставило его остановиться. Этим чем-то был блокнотный лист бумаги в клеточку, лежавший практически у самой двери и как-то по-особенному манивший. Мужчина поднял его и принялся читать.
«Образец №21
Состав: ягода шипоголовника, капля крови зараженного жителя, находящегося на первой стадии заболевания, веточка болотника.
Образец получился фиолетового цвета, тягуче-жидким и липким, словно мед.
Результат – отрицательный. Вместо исцеления лишь затуманивает разум и дает эффект эйфории, отчего может стать анестетиком».
Неподвижное и серьезное лицо Отто в одно мгновение преобразилось. Глаза его немного сузились, а рот искривился в улыбке. «Так значит он пытается найти лекарство? – подумал мужчина, открывая дверь и бросая лист обратно на пол. – Как глупо». Вошел и стал без особого интереса осматриваться. Комнатка была еще меньше. Теперь здесь стояла лишь одна маленькая деревянная детская люлька, в которой орал младенец, и одноместная кровать, стоявшая у противоположной стены. Сложно было понять, кто именно там лежит из-за плохого освещения в виде одной свечи, которую держал Элиас, стоя у кроватки и укачивая ребенка.