— Он знал, что Микеле его сын, — она сухо смеется, — точно так же, как Бенедикто знал, что он не его. С самого начала Николо пытался незаметно найти пару и безуспешно перебрал всех их родственников. Пока он не пришел ко мне и не сказал, что может быть другая возможность, — она останавливается, поднимая взгляд на меня, — ты.
— Я не понимаю.
— Николо сказал, что есть вероятность, что ты можешь быть его дочерью, и к тому моменту ты была последним вариантом. Микеле был почти мертв, и ему становилось хуже с каждым днем. И поэтому мы провели тесты, — она делает паузу, в ее глазах мелькает что-то похожее на… жалость? — И они вернулись радостные. Ты не только была его сестрой, но и подходила ему, — говорит настоятельница, и в ее голосе звучит необычная интонация, как будто она лично заинтересована в этом.
— Итак, вы сделали пересадку, — продолжаю я, и она просто кивает.
Влад всегда рядом, чтобы обхватить меня за плечи, когда я чувствую, что у меня кружится голова.
Николо — был моим биологическим отцом. Точно так же, как Микеле — мой биологический сводный брат. Мои руки начинают дрожать от гнева, когда я понимаю, что Николо все это время знал, и все же он был слишком готов пожертвовать мной ради Микеле.
— Сиси, — шепчет Влад мне в волосы, но я поднимаю руку.
— Зачем? — я обращаюсь к Матери-настоятельнице. — Зачем вам пришлось пройти через все эти неприятности, чтобы помочь ему?
Ее губы сжимаются в жесткую линию, когда она отворачивает голову.
— Зачем? — повторяю я, берясь за другую свечу.
Она реагирует немедленно, толкая свое тело назад.
— Он мой племянник, — шепчет она, — со стороны матери, — наконец признается она, и на мгновение мне становится жаль ее, потому что все, что она сделала, было ради ее семьи.
Но в то же время, сколько других людей должны пострадать из-за этого? Почему я должна была страдать из-за этого?
Я вырываюсь из объятий Влада, мои пальцы сжимаются на маленьком контейнере с маслом.
Разжимая ее челюсть, я выливаю всю жидкость ей в горло, наслаждаясь булькающим звуком, когда она давится, пытаясь выплюнуть. Когда все это проглочено, то я просто сжимаю рукоять ножа и вонзаю его ей в живот, годы боли и унижения всплывают на поверхность и заставляют меня утонуть в воспоминаниях.
Я поворачиваю лезвие, проделывая еще большую дыру в нижней части ее живота. Крики боли настоятельницы даже не волнуют меня на данный момент, моя единственная цель — сделать ее смерть как можно более мучительной.
Для меня и для всех остальных, которых она оскорбляла.
Я впиваюсь в ее живот, пока не появляется зияющая дыра, кровь хлещет и проливается на пол. Она кричит и захлебывается от еще большего количества крови, текущей изо рта и носа, но все ее попытки тщетны, потому что она удерживается на месте с помощью наручников.
Схватив другую свечу, я подношу огонь к ее животу, держа его близко и сжигая ее внутренности, пока пламя не встретится с горючим маслом в ее желудке, искра воспламеняется и быстро распространяется по всему ее открытому животу.
Я делаю шаг назад, тяжело дыша. Я могу только восхищаться своей работой, когда ее тело загорается, как костер, ее крики поглощаются небольшими взрывами. Выражение ее лица застыло в ужасе, глаза широко раскрыты, рот разинут в агонии. Она уже потеряла сознание от боли, и я наслаждаюсь тем, что месть никогда не была слаще.
Долгое время я просто смотрю на нее, позволяя ее смерти проходить сквозь меня в попытке заполнить пустоту в моем собственном сердце.
Но действительно ли это работает?
Однако, встряхнувшись от своих размышлений, я оглядываюсь и обнаруживаю, что Влад пропал.
— Влад? — кричу я.
Я была так сосредоточена на том, чтобы заставить Мать-Настоятельницу заплатить, что не обращала внимания ни на что другое.
На мгновение я беспокоюсь, что вид крови мог довести его до одного из его приступов, и он ушел, чтобы прийти в себя. Но когда двери церкви снова распахиваются, Влад с важным видом входит внутрь и тащит за собой двух женщин за волосы, я понимаю, что он делал.
На моем лице появляется улыбка, когда я дарю ему воздушный поцелуй.
— Ты знаешь путь к моему сердцу, — выпаливаю я, когда он швыряет сестру Селесту на землю в сопровождении сестры Матильды, моей старой учительницы.
— Я говорил тебе, что все, кто когда-либо причинил тебе вред, будут мертвы, Дьяволица. Я мог бы также нанести визит тем двум несносным девушкам, которых мы встретили ранее днем, и с уверенностью могу сказать, что они никогда больше не встанут со своих кроватей.
— Ты был быстр, — хвалю я, и он просто улыбается мне, показывая белые блестящие зубы, его клыки длинные и торчащие, что делает его еще более хищным, каким он и является.
— Для тебя? В мгновение ока, — он подмигивает мне.
Обе женщины в шоке смотрят на меня, и выражение их лиц только ухудшается, когда они смотрят на легковоспламеняющуюся Мать-настоятельницу, которая в настоящее время посылает искры по всей церкви.
— Ассизи? — спрашивает сестра Селеста, поднимая голову, чтобы посмотреть на меня.
— Что это значит? — спрашивает моя бывшая учительница.
Я смотрю на их жалкие тела и внезапно могу только пожалеть их. Жалость к озлобленным женщинам, которые потратили свою жизнь, оскорбляя других, и которые, вероятно, никогда не знали никакого счастья.
— Делай свое дело, Влад. Я хочу посмотреть, — говорю я, когда сажусь.
Внутри меня пустота. И я надеюсь, место в первом ряду на зрелище, которое станет их смертью, поможет заполнить ее.
Влад не разочаровывает. Ни в малейшей степени, поскольку он создает сценарий, чтобы подвесить их к потолку головой вниз.
Он еще более впечатляет, поскольку ловко использует свои лезвия, чтобы разрезать их от места соединения ног до челюстей. Его лезвия настолько острые, что достаточно одного хорошего разреза, чтобы органы рассыпались по полу, более сильный рывок — и грудная клетка тоже разорвана.
Я скрещиваю ноги, подпирая подбородок ладонью, наблюдая за их быстрым потрошением. Когда остаются только трупы, он берет то, что осталось от масла из лампы, разбрызгивая его вокруг двух тел, прежде чем бросить в них свечу.
Пламя быстро охватывает их, и так же, как мать-настоятельница, все они теряются в огне, в церкви собирается дым, запах горелой плоти пропитывает каждый угол. Вся задняя часть церкви теперь охвачена ненасытным пламенем, готовым поглотить все на своем пути.
Я встаю, готовая уйти.
Бросив последнюю свечу, разжигая жадное пламя, Влад поворачивается ко мне, кровь окрашивает его лицо и весь наряд. Его глаза темно-черные, зрачки сливаются с радужной оболочкой, уголки рта приподнимаются в высокомерной, но опасной улыбке.
Есть кое-что, что можно сказать о том, как он смотрит на меня, особенно когда, сохраняя зрительный контакт, он открывает рот, его язык слизывает кровь с губ, его зубы окрашены красным.
Дрожь пробегает по моей спине, когда я инстинктивно делаю шаг назад.
Я знаю эту его сторону. Это тот, который требует, чтобы пролилась кровь. И все же дело не только в этом.
Он подходит ближе, поднимает руку в воздух и осматривает пятна крови. Позади него распространяется огонь, блики света освещают его черты и делают его таким, каким сказала мать-настоятельница — демоном.
Демон из глубин ада, ступающий по освященной земле и сеющий всевозможные разрушения. И ничто не может его остановить.
Его глаза встречаются с моими, и его улыбка становится еще шире. Только одно слово слетает с его губ, и я знаю, что у меня неприятности.
— Беги, — вырывается у него нежный звук, но я знаю, что меня ждет что угодно, только не нежность.
Мои ноги медленно отходят назад, я смотрю на него, наблюдая за каждым его движением.
Но и он тоже. Хищник на охоте, от него ничто не ускользнет, каждый мой шаг вызывает у него реакцию.
Это в том, как его ямочка становится более подчеркнутой, его улыбка более натянутой.