А этот эксперимент в космосе, ты думаешь, легко организовать? Я предвижу гору административных и разных других препятствий, придется брать невиданные штурмовые высоты. Шумим, брат!.. И все же я часто думаю о том, что пост директора мне не по плечу. Мне кажется, не имею я права руководить огромным коллективом самостоятельных, умных, одаренных людей. Сам понимаешь, деление на лаборатории, отделы — пустая формальность. Фактически же институт состоит из ученых, которые творят, создают школы, растят учеников и, собственно, определяют движение данной отрасли науки вперед. Они творцы, они маршалы, а мне, мне достается весьма сомнительная роль. Основное — не помешать. Это не научное творчество.
Иногда мне страшно завидно слышать о каком-нибудь изящном эксперименте, о новом эффекте, который мог бы выйти из моей лаборатории, но не вышел лишь потому, что я занят своей мудрой ворожбой.
Горькое утешение, но другого нет. Зато вот сейчас я чувствую себя на подъеме. Сейчас ни тени сомнения в том, что я нужен именно на этом посту. Без меня Валя Урманцев не сдвинет ортовский танк всеобщего изобилия. Я готовлюсь если не к большой драке, то по крайней мере к упорным стычкам. Но предчувствия у меня самые оптимистичные. Вот только бы мотор не сдал…»
14
— Нет смысла быть плохим человеком, если это не доставляет никакого удовольствия, — сказал однажды себе Мильч.
Никто не возразил против мудрой сентенции, так как, кроме Мильча, в комнате никого не было.
— То же самое можно сказать о хорошем человеке, — изрек Мильч, и снова ему никто не отозвался.
Он ответил себе сам:
— В наше время хорошим быть легче, а плохим — интереснее.
Период душевного кризиса и тактических сомнений миновал.
После катастрофы с антоновскими ребятами рокфеллеровская деятельность потеряла для Мильча всякий смысл. Хранить и сбывать продукцию Мильч не мог — слишком рискованно. Поэтому нужно было искать другие пути…
И он нашел.
Сначала он разыскал Подольского. Тот сидел перед кипой схем и чертежей и устало смотрел на какой-то дурацкий график с апериодическими кривыми. На бледном лице его явственно проступало тщательно скрываемое отчаяние. Он только неделю назад вышел из больницы после злополучного взрыва.
— Электрокардиограмма? Биотоки мозга? — осведомился Роберт, указывая на график.
— Не дури, Роби, садись, — изображая улыбку; приветствовал его Михаил. — Как проблема двойников?
— Проблема решена и получила практическое воплощение. А ты что не весел?
— Да так…
Если не обманывать ученых, кого ж тогда обманывать в наши дни? Впрочем, современный ученый сам кого хочешь надует. Но в Подольском что-то есть от ископаемого вида так называемых чистых ученых. Чистота их помыслов гармонирует с грязью на воротничке и нечесаной шевелюрой. Обязательно ли сосуществование моральной чистоты и житейской безалаберности?
— Я пришел тебя пригласить, — торжественно начал Мильч.
Михаил удивленно поднял голову.
— Ты женишься?
— Там, где прошла женщина, мне делать нечего, — брякнул Мильч и смутился. Это звучало двусмысленно.
Михаил подозрительно посмотрел на него.
— Ну, выкладывай, зачем пришел?
— Понимаешь, это надо посмотреть своими глазами, — протянул Мильчевский, — так на словах трудно объяснить, да и… сам я толком не знаю, как это…
— Опять к тебе в подвал тащиться?
— Нет, нет! В этой области у меня крупные достижения! — гордо заявил Мильчевский.
Действительно, он рассудил, что глупо держать Рог на складе, рискуя ежеминутно быть накрытым. Он перекрасил его в черный цвет, покрыл лаком, отхромировал рукоятки, вставил в него потенциометр и под видом старого хроматографа перетащил в основное лабораторное помещение.
Подольский окинул комнату подозрительным взглядом.
— А где Ольга Ивановна?
— Они изволили отбыть в командировку, — улыбаясь, ответствовал Мильч, где и пребудут до конца месяца.
— А-а, — сказал Подольский.
Мильч посмотрел на него и вздохнул. Ну ладно, решился, стало быть, решился. Новый путь есть новый путь. Как правило, он хуже старого. Ну, да ладно…
— Шутки в сторону, — сказал Мильч, — перед тобой, Миша, чудо.
— Знаешь, Роб, ты…
— Ну ладно!
Мильч начал действовать… Когда внутри ящика возник уже знакомый сияющий овал, образованный сплетением разноцветных лучей, а на стенках загорелись сложные узоры, напоминающие не то кровеносную систему, не то сложную радиосхему, Мильч удовлетворенно сказал: