Взрывная волна сместила корабль с орбиты, но автомат приземления оказался в порядке. Урманцев протянул руку и нащупал забинтованную грудь командира. Тот не пошевельнулся. Широко открытыми глазами он смотрел в светлеющее утреннее небо. Урманцев склонился над ним и увидел, что немигающие глаза уже запорошены песком...
Он похоронил их тут же, вырыв неглубокую могилу. На дне ямы песок был влажным и тяжелым, и Урманцев подумал, что где-то поблизости есть вода.
Занялось утро, и сразу же с востока потянул сухой горячий ветер. Вокруг корабля расстилалась песчаная пустыня. Она мало напоминала пустыни, о которых Урманцев знал из книжек. Гладкое ровное поле, без барханов, без холмов, без намека на какую бы то ни было растительность. Освещенное палящим солнцем, оно нагоняло уныние и тоску.
Воткнув палку с дощечкой в песчаный холмик, он, шатаясь от усталости, возвратился на корабль. Несколько глотков бульона окончательно его разморили. Он повалился в кресло и заснул. Проснулся только к вечеру.
Урманцев чувствовал себя разбитым, неспособным пошевелить даже пальцем. И все же он заставил себя встать. Морщась от боли, пошел к пульту. Горела красная лампочка радиоактивной опасности. Но сирена молчала - очевидно, просто сломалась. Он снял футляр с дозиметра и несколько минут смотрел на светящиеся цифры шкалы. Постучал по стеклу, но стрелка не опускалась.
Доза радиации в несколько раз превышала норму. Сразу стали понятными и молчание Земли, и ракета-перехватчик, и эта странная пустыня кругом.
Война. На Земле шла термоядерная война. А может быть, уже кончилась? Он спустился в нижнее помещение и влез в один из скафандров. Все же это защищало от излучения. Затем возвратился на свое место и опять лег. Засыпая, чувствовал, как жжет и дергает залепленный пластиком глаз.
Проснулся, когда совсем рассвело. Долго лежал, с трудом соображая, что с ним.
Спокойно обдумал, что следует предпринять в создавшейся ситуации.
Эксперимент оказался бессмысленным. Глупость и бессмыслица. Страшная бессмыслица. Что же делать? И нужно ли что-то делать? Может, остаться здесь, пока не кончится еда... Но не могли же все погибнуть... Где-то должны быть люди... Нужно идти искать.
Когда солнце поднялось достаточно высоко, Урманцев вышел из корабля. За спиной тяжело повис огромный рюкзак, он напихал туда кучу нужных и ненужных предметов. Идти с таким рюкзаком по песку, да еще в скафандре, было страшно трудно. Но он шел, считая вслух шаги. Это отвлекало.
Пройдя шагов сто, оглянулся и увидел опаленную обшивку корабля и невысокий холмик.
Дул ветер, унылый, настойчивый. Песчинки стучали в силикоборовое стекло шлема. Ноги вязли в песке, лямки рюкзака резали плечи. Хорошо, что он все же надел скафандр. Терморегуляция внутри костюма была совершенной. Он шел под палящими лучами солнца, не боясь перегрева.
И все же на третий день пути он решил переменить тактику. Яркий свет вредно действовал на единственный глаз. Урманцев испугался, что ослепнет. Лучше уж спать днем, а идти ночью.
На шестой день пустыня кончилась. Он шагал по твердой, каменистой почве. Стала попадаться растительность - чахлые кустики верблюжьей колючки. Еды должно было хватить надолго, но вода почти вся вышла.
Однажды он обнаружил, что остановились часы. Он выбросил их.
После этого перестал считать дни. Они слились в безликую однообразную череду тьмы и света, скучный поток без начала и конца.
Как-то он услышал голос. Это не поразило и не удивило. Голос раздавался у него в ушах.
- Что же ты, Валя, а? - сказал голос.
Урманцев помолчал и потом ответил:
- Ничего. А что?
- Куда идешь-то?
- На север, - сказал Урманцев, - только на север.
Голос замолк надолго, потом произнес:
- А ведь не дойдешь.
- Дойду. - Урманцев попытался нахмуриться, но кожа на лице словно одеревенела. Занудливо поскрипывали башмаки. Этот скрип, как пыль, въедался во все поры.
- Не дойдешь!
- Дойду, - сказал Урманцев и заплакал.
Голос будто испугался его слез и опять надолго куда-то пропал. Но к вечеру появился снова:
- Идти-то некуда. Везде то же самое.
- Врешь.
- И людей, их ведь тоже нет.
- Нет?
- Нет.
- Врешь.
Голос в ответ насмешливо хмыкнул.
- Остались только автоматы. Ракеты, самолеты...
- Врешь, - сказал Урманцев.
- А потом, зачем тебе люди? Они же раньше только мешали тебе, ты их не любил.
- Нет, любил, - сказал Урманцев.
- Не любил ты их, презирал, а иногда и ненавидел.
- Мало ли что. С кем не бывает. Одних любил, других ненавидел.
- Но ты же ученый...
- Ну и что?
- Мог бы понять, почему одни люди тебя устраивали, другие - нет.
- Я все отлично понимал.
- А если понимал, почему не действовал?
- Иди к черту! - сказал Урманцев.
- Ты очень гордился, что ты ученый.
- Отстань! - сказал Урманцев.
- У тебя в желудке сразу мягко и тепло так делалось, когда тебе говорили, что ты талантливый ученый.
- Нет.
- Мягко... Я же тебя знаю. Ты сначала думал сравняться с Ортом, а потом и переплюнуть его.
- Врешь! Врешь! Врешь!
- И все это вместе называлось поиски Истины.
- Замолчи!
- Тебе неприятно?
- Я хочу умереть, - сказал Урманцев.
- Нет, ты не хочешь умереть. Ты хочешь жить. И будешь долго цепляться за жизнь. Потому что надеешься, что тебе еще раз скажут, какой ты талантливый и хороший.
- Ну и что?
- Да ничего. Только мне кажется, что ты сволочь.
- Может быть.
- Сволочь и подонок.
- Вполне возможно.
- И все вы, люди науки, такие.
- За всех не могу ручаться...
- Это твоя работа! Это ты погубил Землю.
Так брел он по степи, жестикулируя и разговаривая сам с собой. Радиация воздуха и почвы повышалась с каждым километром, но он все шел и шел.
Однажды он увидел автомашину.
- Вон стоит "Волга", - сказал голос.
- Вижу, - сердито отрезал Урманцев.
Он обрадовался. Если "Волга" - значит, он в России. Значит, не в Иране, не в Пакистане, а где-нибудь в северных районах Средней Азии.
Урманцев заглянул внутрь. Все заднее сиденье было завалено кульками и банками.
- Это жратва, - сказал голос, - они запаслись жратвой и бежали.
- Они погибли от жажды.
- Нет, видишь пластмассовую канистру? В ней, наверное, вода.
Урманцев отвинтил крышку и убедился, что голос не ошибся. Он побродил вокруг, разыскивая владельцев.
В сотне шагов от машины он нашел иссохший труп.
Как произошла эта катастрофа? Что заставило человека покинуть ковчег и сделать шаг навстречу гибели?..
- Он нес смерть в самом себе, - сказал голос. - Проверь радиоактивность.
Глянув на дозиметр, Урманцев чуть не закричал. Все, все здесь непригодно к употреблению. Продукты, вода и корпус автомашины излучали чудовищный поток частиц.
Урманцев долго стоял перед машиной, раздумывая. Затем проверил бак с бензином. Бензометр показывал, что в машине еще есть горючее. Но счетчик мог оказаться неисправным. Урманцев привык к тому, что приборы выходили из строя. Впрочем, это легко проверить.
Оказалось, что бензин все же есть и в смазочной системе сохранилось масло. Урманцев залил в радиатор воду из канистры, вышвырнул из машины радиоактивный груз и сел за руль. Машина завелась сразу.
- Это самообман, - сказал голос. - Машина, столько простоявшая под палящим солнцем, не может работать.
- Много ты понимаешь, - сердито ответил Урманцев.
Он ехал весь день и всю ночь, а на другое утро ему встретилась целая колонна автомашин. Грузовики стояли на дороге, засыпанные песком и пылью. Урманцев тщательно обследовал машины и выбрал ЗИЛ.
Первый город возник перед ним на третий день после встречи с автоколонной. Он появился как-то сразу. Урманцев увидел белые стены домов и темные стволы деревьев с оголенными ветвями. Городок лежал в долине неизвестной реки.
Урманцев быстро переключил скорость и понесся вниз, но через несколько километров пришлось остановиться. Дозиметр показывал быстро возрастающую радиоактивность.
- Ты с ума сошел, - возбужденно говорил голос. - Твой скафандр не выдержит. Это самоубийство.
- Шоссе идет через город, - сказал Урманцев.