Достав из кармана телефон, я нашла фото и сунула экран в лицо парня.
– Неплохой кадр, – он нахально ухмылялся, удерживая меня за руку, чтобы получше рассмотреть, как мы получились.
– Кадр – это ты, придурок. А вот это фото может разоблачить нашу сделку.
Я закатила глаза и убрала смартфон. С кем я, вообще, связалась? Как Катя меня могла уговорить. До сих пор я продолжала задавать себе эти вопросы. Наверное, в тот день в клубе я просто сошла с ума.
– Картинку прислал мне Егор. Он мастер фото в моменте.
– Это видно, что-то только я не помню, когда произошел этот прекрасный момент.
– Знаешь, что мне пришлось выждать, когда Егор уйдет из комнаты. А он мог бы и не уйти, вчера все были уставшие и хотели только одного упасть и уснуть. И все же я дождалась, когда он пошел в душ.
– А это уже интересно, – Гордеев сложил руки на груди и откинулся на перекладины перил лестницы.
Он бесил меня конкретно. Эта его привычка разговаривать в шутливой форме, не секунды серьезности. Его ухмылочка, этот взгляд, который каждый раз так внимательно останавливается на лице, словно, он пытается не что-то прочитать в твоих эмоциях, или сразу залезть под кожу и узнать все изнутри. Казалось, что когда-то давно я избавилась от этого наваждения, что вылечилась, но нет. Вероятно, то была временная ремиссия. Я явно залипала на том, как хрипловато в тишине он смеется и, как кадык опускается вниз и вверх.
Я прикрыла глаза, сделала глубокий вдох, постаралась прочистить мозги и продолжила:
– Я пошла к ним в комнату, не знаю, что ты подумал. Пришлось выдумать целую историю, как мне интересно посмотреть фотографии. Потом удалить эти фотки, пока их никто не посмотрел. Плюс в будущем придется что-то соврать, сказав, что я ничего не трогала и не знаю, как так вышло, что пропало десять фотографий. А ты знаешь, как я не люблю что-то выдумывать и врать.
– Нет, ведь мы не знакомы. Откуда я могу знать.
Он опять издевался. Я упала лицом в подушку у меня на коленях и, кажется, даже зарычала. Но тут же вздрогнула, почувствовав, как шершавые подушечки его пальцев коснулись моего предплечья. Подняв голову, я встретилась со взглядом парня, который безмолвно извинялся.
– Ладно, Жень, продолжай. Наверное, только мне все это кажется ужасно смешным. Для тебя судьба подруги, вижу, значит много.
Что это было? Я не могла понять, он опять издевался или все же, наконец, решил разговаривать со мной серьезно?
– А тебе всегда все смешно. Ты же живешь по приколу, да, Гордеев?
– Нет. Послушай…
– Нет, ты меня послушай. Я наврала всем своим лучшим друзьям, своему парню, родителям, чтобы помочь своей дурной подруге спасти ее отношения. Согласилась уговорить тебя, хотя сама себе клялась, что никогда в жизни с тобой не заговорю и уж тем более не попрошу больше ни о чем и никогда. А ты…
– А я?
Он хотел что-то сказать, но я не дала ему возможности, потому что во что бы то ни стало мне хотелось вывалить на него все, что копилось во мне уже какое-то время. Мне хотелось сделать ему больно, оттолкнуть и поступить так, чтобы он больше не держал меня за руки вот так, как делал это сейчас.
– А ты. Тебе все смешно. Для тебя жизнь игра. Подумаешь сегодня сплю с одной, завтра проснусь с другой. Это же так забавно делать людям больно.
Я вытащила руки из его ладоней и опять схватилась за подушку на своих коленях, прижимая ее к себе.
– Значит вот, как ты обо мне думаешь? – теперь его усмешка прозвучала слишком горько и удрученно. – Думаешь, для меня это веселая игра, и мне приятно изображать, что я влюблен в твою подружку?
– Я думаю, что ты не в кого не влюблен. Ты просто наслаждаешься тем, что нравишься всем.
Он сжал губы и скептически закивал, ожидая продолжения.
– Скажешь, нет? Как же.
Я перевела дух.
– Вот вам толстовочки, девочки. О, а тебе Лина подлить вина, у тебя так глаза от него светятся ярко. А ты знала, что вот на этой самой набережной, в Ялте, Есенин назначил свидание Айседоре Дункан?