Я спряталась за качелями во дворе, пока эти трое прошлепали, раскачиваясь, по двору и поднялись наверх. На душе было тоскливо и гадко, идти в свою комнату я не могла и не хотела. Мысли крутились вокруг случившегося вечером, повторяя картинки в том тёмном углу, а потом в тёмном переулке, а потом на пляже. Я бездумно уселась на качели, подтянула к себе ноги, обхватила за колени и так и осталась раскачиваться и переваривать все, что произошло. Пока снова не услышала шорох открывающейся калитки и шаги. На секунду я застыла, словно ожидая его-то страшного, но тут же расслабилась, понимая, что это вернулся Ярослав.
Он прошел немного вперед, и я рассмотрела его силуэт. Он шел, чуть сгорбившись и тоже немного неуверенно. Мне хотелось остаться незамеченной, но я, как назло, не сдержалась и чихнула. Яр поставил ногу на первую ступеньку, но остановился, развернулся и сделал несколько шагов в мою сторону.
– Ты чего здесь? – как-то заторможенно, словно что-то обдумывая спросил он.
– Сижу… – выдала я.
– А…
– Поговорила с Катей, – тут же сообщила, чтобы не пытался мне больше вешать лапшу на уши. Хотя все, что он говорил, она подтвердила.
– Отлично. И, что выяснила? – он продолжал говорить так же медленно, подходя ближе к качелям. Его качнуло.
– Ты… Ты что пьян? Когда ты успел?
– Как говорит твоя мама, свинья грязи найдет, – хохотнул он.
В свете неяркого уличного освещения и фонаря, который горел только на балконе, я не могла четко разглядеть его лицо, но мне казалось, что его смешок вышел не то грустным, не то злым.
– Тише, – попросила я.
Мне не хотелось, чтобы кто-то вышел, увидел нас и стал расспрашивать, что случилось, и почему мы не идем в дом. Хотя странно, что Женя не разыскивал меня. Ведь понятно, что, поднявшись в комнату и не обнаружив меня там... Больно было думать, что ему нам меня все равно. Но тут же я остановила себя. Наверняка, Женька был сильно пьян и просто упал в кровать, даже не успев ни о чем подумать.
– И оставь уже в покое мою маму.
Он вроде бы хохотнул, но может и икнул. Где-то залаяла собака, а я всматривалась в парня, лицо которого скрывалось в тени из-за фонаря, светящего в спину. Наверное, в ту минуту я смотрела на него иначе. Чувствовала что-то такое, что не должна была чувствовать, но не могла по-другому.
– Не могу, – вдруг заговорил он. – Она мне всю жизнь сломала, Женёк. Все вывернула наизнанку… Я же плохой. Недостойный.
Он потер лицо руками и запрокинул голову назад, рассматривая звезды. А я молчала, стараясь успокоить слишком частые удары сердца.
– Я же любил тебя, дурочка. С самого детства любил. С ума сходил, когда она запретила к тебе приближаться. Пытался забыть, но…
Его слова звучали негромко, но я чувствовала их сердцем, будто кто-то произносил все это внутри меня, согревая и в то же время сжимая какую-то пружину, которая что-то сдерживала.
– Нет, – почему-то пробормотала я в ответ. – Нет…
И вскочила, подошла к нему ближе, заглянула в глаза, которые даже в темноте светились отчаянным доверием и нежностью. Мне хотелось плакать от эмоций разрывающих меня, от желания поверить его словам, от того, что все это происходило именно сейчас.
– Это я тебя любила с детства, – сглатывая, проговорила я. – А ты… Ты всего лишь смеялся надо мной всегда, считал ребенком, маленькой девочкой.
– Ты и об этом хочешь поспорить, Жень? Я устал…
Он опустил голову, а сжатые в кулаки руки снова затолкал в карманы.
– Я очень устал, – повторил он. Развернулся и пошел к дому.
Но я… я не могла его вот так просто отпустить. Конечно, мне сложно было поверить во все, что он наговорил, но я что-то видела в его взгляде, его движениях, его отчаянии, которое не оставляло ему выбора. Наверное, мне сейчас хотелось позвонить матери и выспросить у нее все. Но больше всего мне хотелось просто подбежать, обнять и не отпускать так долго, как он позволит.
Я догнала его на лестнице, схватила за запястье, и он развернулся, словно ждал. Прижал меня к стене, зацепился взглядом и так смотрел, что я начала взлетать. А потом провел большим пальцем по щеке, обхватил под затылок и поцеловал. Так, как никогда раньше, будто хотел испить, как вампир, поглотить, как страждущий путник, забрать меня себе навсегда.