Но все закончилось так же быстро и неожиданно, как и началось. Месяц спустя Татьяна Владимировна откуда-то узнала, что меня в гости приглашает ее свекровь Галина Леонидовна, и провела со мной повторный разговор. Тогда она не скупилась на оскорбления и пригрозила строже. Сказала, что если увидит меня еще хоть раз рядом с Женей или у нас в квартире, то точно напишет заявление в милицию. И тогда уж точно мне не светит прекрасной и счастливой жизни.
После этого беспощадного разговора я медленно начал сходить с ума, закурил, гробя свое здоровья, а иногда даже выпивал несмотря на то, что дома видел пример того, к чему приводит спиртное. Хотелось забыться, не видеть каждый раз эти улыбающиеся другим губы, эти сияющие глаза, которые не смотрели на меня больше так, как раньше. Все хотелось забыть. Только не зря говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Так что в тот день на дискотеке я с потрохами выдал себя…
Наблюдать за тем, как Женька танцует и улыбается другим парням было неприятно, точнее у меня чесались кулаки от того, как я хотел всем наподдавать, чтобы они не смотрели на нее так. Меня разъедал изнутри какой-то яд, делая сумасшедшим. Я не мог отвести от нее глаз, хотел закрыть от всех, но в итоге наговорил какой-то ерунды, кажется довел до слез. И потом сам ушел с дискотеки и бродил полночи по темным улицам, пытаясь прийти в себя. Я оказался в парке на откосе, встретил рассвет, рассматривая нижнюю часть города под лучами восходящего солнца. И решил, что я еще раз поговорю с Женей и расскажу ей все, как есть о том, что сказала мне ее мама и о том, что я сам думаю обо всем этом. Меня грела надежда, что мы хотя бы продолжим дружить или… Дальше я не думал.
Но и этому не суждено было случиться. Все испортил скандал между моим отцом и матерью Женьки. Именно он вскрыл многолетнюю тайну и заставил Некрасовых исчезнуть из нашей жизни.
В тот день я ждал Женю у нее дома, сидел пил чай и беседовал с её бабушкой о том, что мне влетит, ведь я ослушался Татьяну Владимировну. Мы не думали, что она вдруг сама заявится в квартиру так рано и начнет истерично кричать на свою свекровь, обзывая ее умалишенной и старухой без мозгов. Я тоже не понимал, чем вызвал такой гнев. Да, я обещал, что не буду приходить к ним домой, но Женя отсутствовала, и я не собирался посвящать мать Женьки в подробности своего визита. Но я понимал, что ничего у меня в этот раз не получится, лучше уйти и устроить все как-то по-другому.
Но Татьяна Владимировна не унималась, она пошла за мной к нам домой и начала орать на моего отца. Кричала, что он пропил все мозги, раз разрешает и смотрит сквозь пальцы на то, что его сын приходит к ее дочери. И, если он не повлияет на него, то ей придется…
Она кричала так громко, что слышали не только мы, но и весь подъезд, но на последних словах, которые возымели дело она перешла на громкий шепот:
– Я все сама расскажу, если ты не находишь слов. Я никогда не допущу, чтобы это случилось. Подумай сам, это же противоестественно. Ужасно…
Отец развалился на табурете на кухне, выслушивая ее стенания, на столе у него возвышалась бутылка Русской и стакан. На тарелке лежал нарезанные сыр и соленый огурец, а он смотрел поверх горлышка на нервную Татьяну Владимировну и потихоньку багровел, пока не взорвался:
– Пшла вон из моей квартиры, истеричка. Орать можешь у себя дома!
– Ты еще пожалеешь об этом, – зло сквозь зубы процедила Татьяна Владимировна и выскочила из нашей квартиры, хлопнув дверью. – Еще как пожалеешь, кретин.
Последние слова доносились уже из подъезда, а я ошарашенно смотрел то на взъяренного, стоявшего посередине кухни отца, вцепившегося в остатки волос на голове, то на дверь. Конечно, что тут можно было понять, когда ты ничего не знаешь. Вот только в неведении меня никто больше держать не собирался.
– Ты уже взрослый, – вдруг услышал я слова отца. – Садись, разговор есть.