– Почему твой кавалер оставил тебя без цветов?
Она вдруг смешалась от моих слов, а потом насупилась и разозлилась.
– Не твое дело.
– Может и не мое, но я так этого не оставлю.
Проговорив это, я сиганул через низенький забор и начал обрывать сирень прям под окнами злой старушки, которая всегда на всех кричала из окна. Женька встревожилась и полезла за мной.
– Ты с ума сошел, Гордеев, – уже усмехаясь говорила она. – Баба Дуся тебя убьет.
– Ничего, это того стоит, – в ответ улыбался я.
Женька тоже заулыбалась и стала помогать мне срывать пушистые веточки сирени. Я нагнул для нее ветку, чтобы получилось сорвать красивую и пушистую сверху, она подняла голову, разглядывая, какую бы выбрать, потянулась, но тут ойкнула и схватилась за глаз.
– Что случилось? – заволновался я, резко отпуская ветки.
– Что-то в глаз попало, – обижено заговорила она.
– Прости, прости, – затараторил я. – Давай посмотрю.
Она опустила руки, я перехватил под мышку букет, что успел нарвать, и осторожно прикоснулся к ее лицу, отодвигая веко. Там торчала какая-то соринка, но в тени кустарника я плохо видел. Женька канючила, как в детстве, повторяя, что ей больно.
– Достань ее, – жалобно просила она.
И у меня защемило в сердце, снова эта иголка кольнула так, что задохнуться можно было. Но пришлось взять себя в руки.
Я достал телефон из кармана, включил фонарик и посветил в глаз.
– Вот так держи его, – попросил я, сам склоняясь ниже к лицу Жени.
Тут же я сообразил, что грязными руками лезть в глаз не стоит, так что, задрав футболку, я взял ее за край и осторожно подхватил соринку пальцем через ткань светлой тенниски. Женька заморгала и посмотрела мне прямо в глаза, опуская телефон. Наши носы практически касались друг друга, сердце бешено колотило в грудную клетку и отдавалось где-то в ушах. Я хотел уже сделать шаг назад, но она сама подалась ко мне, и ничего не оставалось, как поймать ее губы, ответить на поцелуй и подарить все то, что копилось долгими ночами в мечтах о ней.
Мы целовались осторожно, но жадно, словно каждый из нас знал, что это все нереально и недолго, но каждому из нас хотелось задержать и продлить момент, насладиться, запомнить на будущее это волшебное состояние и ощущение. Ее губы оказались такими мягкими и сладкими, как зефир или персик. Я вспомнил, как она рассказывала, когда мы впервые целовались, что она тренировалась на персиках, кусая и высасывая сок. Я улыбался в поцелуе, я любил ее. Всю, до кончиков пальцев, до этой дурацкой соринки в ее глазу, которая так вовремя появилась.
Но нам не суждено было никогда быть вместе, даже, если я забыл на время об этом. Телефонный звонок напомнил тут же, дребезжащий звук доносился из Жениной сумочки. Она отпрянула, засуетилась, вложила мне в руки мой смартфон и стала открывать маленькую сумочку, чтобы остановить трель.
– Да, – ответила она звонившему, смущенно улыбаясь.
Я посмотрел на время у себя на смартфоне, сорвал еще одну ветку с цветами, когда услышал, кто с ней говорит.
– Да, мам. Я уже у дома, все хорошо. Встретила Ярослава. Ну, Гордеева, соседи наши, то есть бабушкины... Да. Что передать?..
И тут я без слов понял, что мне могла передать Татьяна Владимировна. Я даже не заметил, как скрипнули зубы от того, что слишком сильно их сжал. Челюсть заныла, меня душили невозможные чувства и осознание того, что мы могли быть с Женькой братом и сестрой. Так что, пока она повернулась ко мне спиной, я снова перемахнул через заборчик к подъезду, оставил букет на лавочке и позорно сбежал, быстрее поднимаясь по ступеням, чтобы спрятаться в квартире.
Я стоял, прижавшись спиной к двери, когда раздался звонок в дверь. В глазах стояла мутная влага, которую пришлось сморгнуть, чтобы рассмотреть девушку, вышедшую на звонок из комнаты.
– Кто там? Почему не открываешь? – спросила моя ночная гостья.
– Так… – неопределенной ответил я. – Человек, которого не хочу видеть.