Мы плыли вслепую, надо было проверить, не сносит ли нас к берегу.
Мне всегда немножко не по себе в глубине ночного моря. Я вытащил нож и тогда уже медленно пошел вниз.
На меня всплывал огненный шар. Я ударил его, он вспыхнул и разделился. Это была всего лишь пылающая медуза. Неприметная днем, ночью она загорается. Я напрасно разбил этот странствующий фонарь.
Я миновал мигающие половинки. Нож наткнулся на камень. Дно было близко.
Я всплыл, мы взяли круче к волнам.
Теперь волны падали на нас с вышины, давили, оглушали. Мы выбирались и попадали под новый удар.
Иногда какая-нибудь волна подкрадывалась со стороны и ударяла внезапно и зло. Но большинство шло в открытую, гремя и сверкая огнями.
После четвертой волны я подумал, что мы полностью исчерпали себя, но мы выдержали и седьмую и двенадцатую.
Несемся, вглядываемся в темноту над водой и в подводные огни.
Под водой нарастает мощный шум. Словно кричат тысячи голосов, целый мир.
Я успеваю подумать, что у рифов не может быть таких голосов, и тут же вижу перед собой яркое пламя. Оно проносится мимо.
И впереди снова рассеянные огни и эти голоса.
Кажется, заговорила вся Земля, все, что прежде молчало на ней, — камни, скалы, горы.
Странно, что я уже где-то слышал эти голоса, но они тогда были намного слабее, чуть пробивались. Слышал, но где?
В той бухте с чистым песком, из которой мы выплыли! Мы возвратились, рифы теперь позади, летим к ее чистому и мягкому песку!
Можно позволить приливу нести себя!
Не противиться больше! Не враждовать с океаном!
Огни замирают, мы парим в ровном сиянии.
Голоса вокруг сливаются в хоры, и хоры тоже сливаются…
Прилив сдавил Землю, и она зазвучала могуче, торжественно.
Над водой проступают утесы.
Сразу вдруг тухнет сияние.
И когда волны оставляют нас на песке — оглушенных, разбитых и светящихся, когда они откатываются, нас тянет пойти за ними. К огням, к могучим голосам, к океану.
Но мы не в состоянии подняться.