Почта
– Срок годности этой жизни уже истек, – цитирует фразу из песни Таня. – Я полагал, у жизни нет срока годности. – У этой есть. Мы сидим в небольшом помещении с четырьмя высокими окнами и низкими потолками. Внутри стол неопределенного размера, на котором валяются тонны корреспонденции. Мне всегда казалось, что перебирать конверты и раскладывать их по нужным ячейкам могут только специально обученные и хорошо организованные люди. Но они заболели. Я заговорил про выходные. – Ходила на конкурс плохих поэтов, – ответила Таня. В первую очередь бросаются в глаза длинные волосы и красивые ноги. Когда смотришь вблизи, нельзя не отметить огромное скопление веснушек на светлом лице. Его, лицо, можно легко недооценить из-за широких скул и большого расстояния между линией глаз и волосами. Потом все остальное – мелкие синие украшения на спрятанных под желтой копной волос ушах; расколотый подбородок над синим свитером. Также длинные ловкие пальцы и почти сто восемьдесят сантиметров роста. – Плохих поэтов? – переспрашиваю. – Так он называется. С Таней к тому дню мы работали несколько месяцев. В первом нашем диалоге она отметила чистые улицы в городе, красоту некоторых почтовых марок и привела несколько аргументов в пользу своей новой работы. Я посмотрел на оставшуюся часть неразобранных писем и выступил с предложением сделать перерыв. – Я не пью чай, – сказала как-то она. – А кофе? Мы сидели на лавочке в парке, готовившимся к наступлению жарких летних дней. Деревья, к тому моменту распустившие листья, колыхали ветками над нашими головами в такт ветру, куражившегося в волосах моей собеседницы. – И кофе, – добавила девушка. Я удивился и проглянул по сторонам в поисках поддержки. Рассмотрев этот намек, Таня рассмеялась. Еще, показалось, она немного восхищалась собой и вызванным интересом к своей личности. Я налил домашнего яблочного сока, купленного Таней на рынке, в белую чашку с небольшим красным цветком возле ручки. В другой, побольше и потемнее, я разбавил растворимый кофе и воду. – Ольга Николаевна забавная женщина, – заговорила девушка, когда я вернулся. – Та, что живет в Морском переулке? – Ты её знаешь? – заинтересовано бросила на меня взгляд Таня. – Согласись, морем там и не пахнет, – проговорил я подтверждающую фразу. – Запах моря невозможно описать, – сказала Таня на лавочке в парке. К июню на календаре невдалеке готовилась пара серых уток, проплывающих невдалеке от берега узкой речонки, поднимая легкие волны поверх прозрачной воды. Со стороны ларька с напитками и мороженным, которые в ту пятницу были весьма кстати ввиду высокого уровня ртути в термометрах, двигался мужчина. Медленно шагая, он сначала поглядывал по сторонам, а потом остановился на мне – осмотрел лицо, затем футболку и, в конце, кроссовки. Я понимал, что видел его ранее, но отдавал себе отчет в том, что это мог быть случайный среднестатистический партнер в очереди к кассе. – Никогда не видел моря. И, тем более, не слышал запаха его. – Слышал запаха, – усмехнулась Таня. Мужчина подошел поздороваться. Постарше меня раза в два. Побольше и повыше. Настолько, что мог бы чинить крыши без лестниц. Гладко выбритое лицо покраснело на солнце; остатки черных поредевших волос прятались под кепкой с изображением главного мафиози из лучшего фильма про мафию. Протягивая мне руку для рукопожатия, он приглянулся к девушке – та в ответ неловко улыбнулась. Может, так и планировалось. – Как дела? – спрашиваю. – Давно не виделись! – Приходится терпеть боль во время рукопожатия. – Да, – подтверждаю его утверждение. – Я отлично, – улыбается, – ты как? Девушку завел? – кивает в сторону. Я не знаю что ответить. – Меня зовут Таня, – говорит она и тянет руку. – Очень приятно, Георгий. Он неплохо говорит, подумалось мне, – дикция в порядке. – А Вы друг этого молодого человека? – спросила Таня. Я и сам хотел знать ответ. Побаиваясь, что вопрос переадресуют мне, я понарошку отвлекся. – Понятия не имею, кто он, – внезапно говорит мужчина, назвавшийся Георгием, – но лицо знакомое. Девушка удивляется. Я радуюсь. Он улыбается. – Это много объясняет, – подвожу итог. – Ты же не знаешь, как пахнет море, – говорит Таня со знанием дела. – Я купил его на распродаже, – отвечаю. – Запах? – Море. Мы вышли из большой комнаты, заваленной корреспонденцией, миновали недлинный коридор. В коридоре повсюду двери. Открыв одну из них, мы перешли на территорию дворика, спрятанного от глаз прохожих. Здесь несколько лавочек; тропа, общая протяжность которой не превысит двух сотен метров – если кто-то возьмется измерить. Могло показаться, что на самом деле мы пациенты больницы. Мне так и показалось. Как оказалось, лавки кто-то покрасил. – Помнишь того мужчину в кепке? – спросила Таня. – Который в итоге угостил тебя мороженным? – задал я уточняющий вопрос. – Коллега твоего отца по работе в типографии. – И сейчас не понимаю, как он меня узнал, – удивился я. – А что? – Хороший мужик. Я рассмеялся. Таня тоже. На рассвете апреля она взялась за новую работу с большим мешком энтузиазма и несколькими ящиками желания. – Отец купил новый ящик. Смотрит Дискавери круглые сутки, – поделилась Таня. – Неплохо. – Разве? – Круглым идиотом от этого не стать. Она сомневалась. Хотя той осенью провела более полусотни вечеров, просматривая всякие передачи по ТВ. Еще добрый десяток потратила на прочтение нескольких романов французского писателя. Три провела со мной. Как бы глобально не мыслил человек, на бумаге он обычно оставляет описание своих будней и эмоции. Выглядеть это может по-разному. Всякое количество знаков препинания может быть в тексте, безразмерное количество слов, идей и гипотез. Все эт