о определенно сводится к двум основным «столпам» написанного письма. Знакомому оно будет отправлено, другу или же более близкому человеку. Кто-то, как та женщина с небольшого города с красивой церковью в центре, сначала свяжет себя обязательством приехать в гости. За несколько недель она отправит другое письмо, дабы сослаться на серые дожди в западной части её города. И это несмотря на то, что сорок восемь километров можно пройти пешком. Разве только у неё слабо с географией. Таня поправила свитер. Я отметил, что похолодало. – Знаешь, что я подумала, когда впервые выходила на «маршрут»? Мы остановились возле урны, я закурил. – Откуда так много писем? – попробовал угадать я. – Ага. И сейчас не совсем понимаю. – Определенный процент занимают лотерейный билеты, – отметил я. – Хм. – Некоторые из них – подаренные. – На дни рождения? – На Рождество тоже. – Мы определенно постарели, – говорит мужчина. Он надел классическую рубашку, дабы подчеркнуть солидность. – Хочет подчерпнуть солидности? – кивнула Таня. Мы сидели у окна, играли в морской бой. Я пригубил кофе, моя соперница – морковный сок. – Угу, – кивает другой мужчина. Он немного разочарован, но смиренно принимает факт. Несмотря на то, что на нем футболка с изображением мультяшного героя. – Вуди – отметила Таня, – Ты заметил? – И2, – стреляю. – Но ты постарел больше, – отмечает мужчина в рубашке. – Ага… – Ранил – говорит Таня. – Таки да, – соглашаюсь я. – Корабль ранил, – смеется девушка. – На улице август, – перебиваю тему. Таня в платье и на каблуках, поэтому гулять с ней было немного некомфортно тем днем. Жарко и безветренно. И я предложил зайти подышать в неприметное кафе, в котором кто- то развешивал фотографии коней и жирафов. Мужчины сидели за соседним столиком, откуда нам было хорошо слышны их голоса: один хриплый, прокуренный; второй самый обыкновенный. На улице август. – Мы открылись в начале 2011го года и с тех пор движемся только вперед, – говорит мужчина в рубашке с короткими светлыми волосами, подрастающим вторым подбородком и выбритым бледным лицом. – Хорошее было время, – улыбается второй, будто знает наперед еще нерассказанную другом историю. – Это Сава придумал. Пришел ко мне и сказал: у меня идея есть, давай деньги. Я сначала посмеялся, а потом согласился. – Сава тот еще затейник, – улыбается человек в футболке и поднимает руку в попытке подозвать официанта. – Е3, – бросает Таня. Я смотрю на поле боя, допивая остатки кофе. – А здесь можно курить? – спрашивает официанта человек с прокуренным голосом. – Мимо, – говорю и ставлю точку. – И3. Официант отрицает возможность закурить в помещении. Таня вздыхает, выказывая облегчение: – Мимо. Она планировала следующий ход. – План был прост. Мы занялись похоронами. Даже герой мультика удивился бы такому повороту. Я был разочарован нелепостью затеи. Подавлен промахом. – Я не удивлен, Гриша, – усмехнулся его собеседник. – Е8, – тихо говорит Таня. Гриша рассказал, что недавно сменил старый Фольксваген на новую немецкую машину, а параллельно заказал третью порцию кофе. – В воду, – отвечаю. Промахнувшись в седьмой раз подряд, Таня смутилась. Вероятно, она удивлялась происходящему. Быть может, подозревала меня в мошенничестве. Параллельно я слушал аргументы в пользу такого занятия. В определенный момент, между фразами «люди умирают стабильно» и «это помогло обрести стабильность», я поймал себя на мысли, что Гриша начал оправдываться. На улице залаяла собака. Протяжно. – На протяжении последних семи месяцев, – попробовал рассказывать мужчина в футболке, – я работаю грузчиком. Он поправил поседевшие волосы, прикрывающие морщины на лбу. Чувствовал себя неуверенно. Таня набрала полный рот сока, распустив щеки. Я улыбнулся. И выстрелил. И1. – Мне казалось, что ты будешь преподавателем какого-нибудь математического факультета ВУЗа, – отмечает Гриша. Его старый товарищ подымается и уходил. – Убил, – говорит Таня. – Раньше я могла съесть тонну овсяного печенья, – отметила девушка, когда я докуривал. – А сейчас? – Не больше четырех. Иногда не больше одного. – Может, пресыщение? – задаюсь вопросом вслух. – Может. Мы решили вернуться в большую комнату к большому количеству писем. В коридоре звучит музыка, затем мужчина громко говорит «Алло». – Мне нравится КОДАЛИН, – отмечает Таня. – У них неплохие видео в Ютюб, – киваю. «Алло», – повторяет человек. – Говорите, – кричит Таня навстречу ветру. Свободной рукой она закрывает второе ухо, дабы лучше расслышать слова. Я стоял в метрах двух, смотрел на цветущую майскую яблоню. Вспоминал деда. – Да! – пытается вести диалог Таня. В большом рюкзаке у меня несколько писем. У девушки рюкзак поменьше, но писем больше. – Хорошо, я зайду после обеда…после…после обеда! Она отключила разговор и кинула телефон в карман черных брюк. – Дождь будет, – говорю. – Следовало взять зонт. Девушку огорчило услышанное по телефону. Она поменяла черты лица, смотрела отстраненно. – Купить тебе? – Купить мне? – удивленно переспросила Таня. Отрывки этого диалога смахивали на дорожные латки – нелепые попытки. – Думаю, тебе не следует волноваться, – решил попробовать я. Неудачно. «Что человеку во благо – человечеству во вред. И наоборот» - гласила надпись на стене. Без подписи. Затем я прочитал еще несколько надписей на стенах. Объявления хороших возможностей, поисковых операций, операционных систем, систематичности информации, информационной революции, революционного подхода. Подойдя к торговому центру, построенному на окраине длинной улице, мы остановились. Напротив большого здания с незамысловатым названием «Торговый центр» белые стены городской библиотеки, прямо за которой длинный ряд высоких жилых домов, с которых и начинался маршрут девушки. В одном из них Ольга Николаевна, жительница четвертого подъезда, держит дома множественное количество печенья собственного производства, которым готова делиться с людьми даже против их воли. Я бывал у неё по понедельниках, прежде чем участки реструктуризировали и мне взамен досталась другая улица – менее чистая, менее заинтересованная в услугах почты. Всякий раз, будучи пойманным этой женщиной, я терпеливо слушал рассказы о телепередачах, растениях и выпечке. Бывало, она рассказывала что-то о былых днях, увлечениях юности, родных. Несмотря на определенную навязчивость, Ольга Николаевна, чей возраст уверенно перешел в фазу «пенсионный» несколько лет назад, была приятным человеком. К тому времени, когда мы с Ритой остановились на окраине длинной улицы, Ольга Николаевна продолжала уже несколько лет выписывать четыре еженедельных журнала, один из которых характеризировался историческими статьями. Вероятно, женщина выписывала его сыну или внуку, так как сама никогда не обсуждала исторических процессов какого-нибудь времени, какого бы то ни было государства. Кроме прочих, она оставалась преданной читательницей литературного журнала для детей. Будучи человеком серьезного возраста, женщина оставалась активной и не пользовалась лифтом, в котором то и дело застревал кто-то из жильцов дома. Это заслуживало определенной доли восхищения, несмотря на третий этаж её квартиры. Теперь к ней ходила Таня и, надо полагать, она больше нравилась женщине, чем неразговорчивый человек средне-молодого возраста, черных волос, хриплых слов, коротких фраз, длинных рук с узкими запястьями. Затем, минуя длинный ряд жилых домов, активной частью которого является Ольга Николаевна, Тане надо миновать стадион, на котором уже несколько лет растут сорняки. Территория за ним никогда не была в моем распоряжении. Прежде чем разойтись, я предложил купить Тане проигрыватель виниловых пластинок. – Тебе придется для этого сменить работу, – невесело ответила девушка. Я сказал, что при её желании, могу со временем продать проигрыватель. Она рассмеялась и, пожелав хорошего дня, ушла в сторону длинного ряда жилых домов. Прямо за белыми стенами городской библиотеки. Переснять некоторые старые клипы следовало бы, подумал я, а вместо этого тихо говорю коллеге другое: – У него самый трудный участок, который невозможно обойти в дождливую погоду. Михаил, пытающийся докричаться в трубку мужчина, человек старшего поколения. Он носит пальто, шляпу, черные туфли и старые часы. Когда идет дождь, ему приходится переобуваться в сапоги, дабы не запустить уличное море к своим ногам. Несколько лет назад он завершил военную карьеру, взялся за написание исторического романа, купил новый автомобиль и несколько букетов цветов жене. – Он не мой, – громко говорит Михаил. Подойдя к окну несколькими тихими протяжными шагами, мужчина, хмурясь, протер глаза большим и указательным пальцем. – Та не немой, Саша. Он. Не. Мой. Вымыть большую комнату следовало вот уже несколько дней. Это я отметил про себя, когда мы вошли, оставив дверь в коридор открытой. Но вслух подумал о другом. – Ты так считаешь? – переспросила Таня. – Да. – Считаешь нецелесообразным процесс подсчета популяции? – продолжила уточнять девушка. – Нелепым. Я сказал нелепым. Я так думал. – Оставь его в покое, пожалуйста, Саша! – сердито произнес человек в коридоре. Может, все дело было в динамике, но мне показалось, что этот Саша сделал ошибку. Озвучил подуманное Тане. –