г Таня. В большом рюкзаке у меня несколько писем. У девушки рюкзак поменьше, но писем больше. – Хорошо, я зайду после обеда…после…после обеда! Она отключила разговор и кинула телефон в карман черных брюк. – Дождь будет, – говорю. – Следовало взять зонт. Девушку огорчило услышанное по телефону. Она поменяла черты лица, смотрела отстраненно. – Купить тебе? – Купить мне? – удивленно переспросила Таня. Отрывки этого диалога смахивали на дорожные латки – нелепые попытки. – Думаю, тебе не следует волноваться, – решил попробовать я. Неудачно. «Что человеку во благо – человечеству во вред. И наоборот» - гласила надпись на стене. Без подписи. Затем я прочитал еще несколько надписей на стенах. Объявления хороших возможностей, поисковых операций, операционных систем, систематичности информации, информационной революции, революционного подхода. Подойдя к торговому центру, построенному на окраине длинной улице, мы остановились. Напротив большого здания с незамысловатым названием «Торговый центр» белые стены городской библиотеки, прямо за которой длинный ряд высоких жилых домов, с которых и начинался маршрут девушки. В одном из них Ольга Николаевна, жительница четвертого подъезда, держит дома множественное количество печенья собственного производства, которым готова делиться с людьми даже против их воли. Я бывал у неё по понедельниках, прежде чем участки реструктуризировали и мне взамен досталась другая улица – менее чистая, менее заинтересованная в услугах почты. Всякий раз, будучи пойманным этой женщиной, я терпеливо слушал рассказы о телепередачах, растениях и выпечке. Бывало, она рассказывала что-то о былых днях, увлечениях юности, родных. Несмотря на определенную навязчивость, Ольга Николаевна, чей возраст уверенно перешел в фазу «пенсионный» несколько лет назад, была приятным человеком. К тому времени, когда мы с Ритой остановились на окраине длинной улицы, Ольга Николаевна продолжала уже несколько лет выписывать четыре еженедельных журнала, один из которых характеризировался историческими статьями. Вероятно, женщина выписывала его сыну или внуку, так как сама никогда не обсуждала исторических процессов какого-нибудь времени, какого бы то ни было государства. Кроме прочих, она оставалась преданной читательницей литературного журнала для детей. Будучи человеком серьезного возраста, женщина оставалась активной и не пользовалась лифтом, в котором то и дело застревал кто-то из жильцов дома. Это заслуживало определенной доли восхищения, несмотря на третий этаж её квартиры. Теперь к ней ходила Таня и, надо полагать, она больше нравилась женщине, чем неразговорчивый человек средне-молодого возраста, черных волос, хриплых слов, коротких фраз, длинных рук с узкими запястьями. Затем, минуя длинный ряд жилых домов, активной частью которого является Ольга Николаевна, Тане надо миновать стадион, на котором уже несколько лет растут сорняки. Территория за ним никогда не была в моем распоряжении. Прежде чем разойтись, я предложил купить Тане проигрыватель виниловых пластинок. – Тебе придется для этого сменить работу, – невесело ответила девушка. Я сказал, что при её желании, могу со временем продать проигрыватель. Она рассмеялась и, пожелав хорошего дня, ушла в сторону длинного ряда жилых домов. Прямо за белыми стенами городской библиотеки. Переснять некоторые старые клипы следовало бы, подумал я, а вместо этого тихо говорю коллеге другое: – У него самый трудный участок, который невозможно обойти в дождливую погоду. Михаил, пытающийся докричаться в трубку мужчина, человек старшего поколения. Он носит пальто, шляпу, черные туфли и старые часы. Когда идет дождь, ему приходится переобуваться в сапоги, дабы не запустить уличное море к своим ногам. Несколько лет назад он завершил военную карьеру, взялся за написание исторического романа, купил новый автомобиль и несколько букетов цветов жене. – Он не мой, – громко говорит Михаил. Подойдя к окну несколькими тихими протяжными шагами, мужчина, хмурясь, протер глаза большим и указательным пальцем. – Та не немой, Саша. Он. Не. Мой. Вымыть большую комнату следовало вот уже несколько дней. Это я отметил про себя, когда мы вошли, оставив дверь в коридор открытой. Но вслух подумал о другом. – Ты так считаешь? – переспросила Таня. – Да. – Считаешь нецелесообразным процесс подсчета популяции? – продолжила уточнять девушка. – Нелепым. Я сказал нелепым. Я так думал. – Оставь его в покое, пожалуйста, Саша! – сердито произнес человек в коридоре. Может, все дело было в динамике, но мне показалось, что этот Саша сделал ошибку. Озвучил подуманное Тане. – Это может быть девушка, – подбросила альтернативу она. Я нахмурился. В комнате много свободных подоконников. Решение сотрудников почты принести больше вазонов на работу не помогло – в итоге их хватило только на помещения поменьше. Я сел в кресло, обладающее высокой спинкой: – Предлагаю приготовить что-то вкусное на ужин. – Мы не ужинаем вместе. Таня протерла рукой по стеклу. Собрала на ладонь немного пыли. – Но ты могла бы приготовить вкусный ужин? – спрашиваю. На стенах собралось несколько оттенков. Тень падала от стола к стулу. – Могла бы. Но зачем? – Вкусно поесть, разумеется. Я полагал, что мой аргумент достаточно существенен. На самом же деле оказалось, что он достаточно несущественен. – Надо возвращаться к работе, – поглядывает на часы девушка. – В центре сдается двухкомнатная квартира, недорого, – рассказываю Тане прочитанную в газете информацию. Таня отмахивается. Поэтому я пересказал ей небольшую статью из новой газеты, в которой рассуждали о рассуждениях. Она сказала, что автор забавный и слог у него неплохой. – Здесь еще одно объявление, – выделяю первое с восьмой страницы. – Еще одно? – Ага. Человек предлагает написать идеальный сценарий фильма всего за две тысячи долларов. И сделает это за неделю. – Выбор темы прилагается? – Не указано. Зато он оставил номер, можно уточнить. – Запиши. – Ладно. Мужчина чувствовал себя частью чего-то общего, большого. Пыль сыпалась в глаза. Волосы, заваленные толстым слоем солнечного света, понемногу осыпались. Опустив козырек ниже, он закурил. Тотчас же пожалел о своем решении – дышать стало нечего. Я закашлялся, и он выбросил сигарету в припущенное окно. С проигрывателя звучали эстрадные песни, перебивающие звук мотора тягача. На четырнадцатом километре пути водитель поубавил звук и рассказал, что занимается перевозками сравнительно недавно: – Зимой будет четыре года, – говорит повышенным тоном. – Это много, – отвечаю тихо, поэтому остаюсь неуслышанным. Повторяю громче. Затем, представившись мне Дмитрием, он рассказывает о нескольких коллегах, чей водительский стаж за рулем подобной машины насчитывает несколько десятков лет. Кивая в сторону прицепа за нашими затылками, он проговаривает слово «почта», начав тем самым небольшой рассказ о графиках доставки, диспетчерах, распределении груза в прицепе и жизненном пути Скании, водителем которой он стал в прошлом году – оставил позади старый Рено. Я присмотрелся. Большие руки, грубоватые черты лица пятидесятилетнего мужчины, поседевшие волосы и, вероятно, невысокое тело. Я хотел спросить, не мешает ли в работе выпуклой живот, но постеснялся. Девять из десяти слов диалога приходится на водителя. Он придерживался мнения, что Скания – лучший производитель тягачей. Привел несколько неплохих аргументов, которые были восприняты мною весьма хорошо. – Мы коллеги, – отмечаю. – Коллеги? – переспрашивает мужчина. То ли недоверчиво звучал его вопрос, то ли слишком много удивления я услышал. – Работаю на почте. Это немного другое чем, – кивая на руль, поправляю свое первое выражение я, – но мы выполняем схожие функции. Слово было подобрано весьма неудачно, но фраза целиком произвела положительное впечатление на Диму, и тот улыбнулся мне в ответ. На подъезде к небольшому населенному пункту я выслушал историю, приключившуюся здесь с Дмитрием в позапрошлом году. В ней точно фигурировали другие автомобили и несколько литров коровьего молока, но детали ускользнули от меня. Предложение рассказать о своем пути застало меня внезапно. Около трети пути к тому моменту мы оставили позади, вот уже несколько километров под колеса стелился ровный асфальт. Я расслабился. – Домой еду, – рассказываю коротко. – Откуда? Я аккуратно, без лишних деталей, поведал ему, что побывал в квартире, бывшей домом для родных мне людей многие годы. – Родители? – уточняет Дмитрий. – Бабушка и дедушка. Их не стало в сентябре одного года. Дюжина автомобилей обогнали нас на прямом участке дороги, прежде чем начался период из нескольких поворотов подряд. Моему собеседнику довелось крутить. –Неудачный был месяц, – говорит, пытаясь выбраться из неловкой ситуации. – Теплый. Некоторое время мы провели в молчании, я уснул. Валерий Леонтьев пел, когда мой попутчик предложил сменить пластинку. Тут же я отметил про себя сразу две не состыковки в собственных мыслях. Это я был попутчиком Дмитрия, а не он моим. Предложение сменить пластинку, на которую я радостно откликнулся, тоже имело определенный подвох – мой новый знакомый использовал кассеты. Да и с Леонтьевым у меня были некоторые неточности. С первых нот я почувств