23 мая. Телеграмма из Иркутска. Молодец Нарожный! Всего четыре слова: «Есть девятая тетрадь. Григорий». Скорее в Железногорск! Да здравствует поиск!
8 июня. Репортаж давно уже напечатан, а очерк ни с места. Ничего не выходит, хоть плачь. А все из-за того, что ниточка привела прямехонько к Юрию Полуэктову. И надо же так случиться. Столько в Железногорске стоящих парней, а племянником героя оказался именно этот разухабистый, бойкий блондин.
Гляжу на него, молодого, самоуверенного, лихачески беззаботного, и тысячи «почему?» наплывают со всех сторон. Почему Александр Самоцветов, один из самых отважных десантников, сумел украсить свою короткую жизнь подвигом, хотя никто, казалось бы, не подсказывал ему правильного пути? Рос в распавшейся семье. Ничейным сыном в школу пошел. Жил на далекой заимке у молчаливого лесника, который угрюмо молился на образа и до самой смерти хранил в стенном тайнике серебряные рубли николаевской чеканки. Только на службе в городе Севастополе началась, по существу, у парня биография. Оборвала ее война. Ему тогда сровнялось лишь двадцать три.
Столько же сегодня и Юрию Полуэктову. Так почему же этот красивый и статный парень, с рождения познавший, что такое доброта и чуткость хороших людей, не испытавший в жизни и сотой доли невзгод Александра Самоцветова, оказался на поверку человеком без курса? Плутает, спотыкается, куражится, будто и впрямь не знает, куда силу девать, зачем дана она людям.
А ведь рядом такие ребята: только приглядись — и уже светлее становится на душе. Ну хотя бы Борис Шестаков, этот увалень с плутоватой улыбкой. Вечера напролет корпит над испанским, до изнеможения роется в книгах, где есть хоть какое-то упоминание об Антильских островах, стоически переносит насмешки местных остряков, мужественно осваивая кубинскую румбу. Совсем не похожий на него внешне, порывистый, пылкий Толя Юсупов вместе с тем чем-то ему сродни. Все та же нацеленность на твердо задуманное дело, та же увлеченность, тот же романтический настрой. И забавная вроде возня с катером, и модели парусников, выстроившиеся на книжном шкафу в тесной общежитской комнатенке, и купание в проруби во главе еще немногочисленных железногорских «моржей» — все это вовсе не щегольство, не флотская удалость. Студент-заочник кораблестроительного института, он бредит северными широтами, мечтает водить за Полярным кругом атомные корабли. Даже Семен Зуев, внешне типичный профессорский сынок, по недоразумению сменивший смычок скрипки на раскаленный электрод, всеми своими поступками и даже причудами лишь подтверждает сродство по-настоящему сильных и самобытных натур. Его отец действительно видный ученый, и прочил он своему сыну несколько иную карьеру. Но Семен оказался на редкость строптив. Вместо института — Тихоокеанский флот. Вместо университета — железногорская высота. Вместо аспирантуры — самостоятельная атака на философов всех веков. Начав с древних греков, Семен добрался, правда, пока лишь до Спинозы.
А у Полуэктова все не всерьез, все между прочим. Хотя, говорят, по натуре он тоже мечтатель и фантазер.
Словом, послал бог тему. Не знаешь, с какого конца подступить.
11 июня. Наконец-то человеческое письмо от Григория. Написал из Красноярска. Роется в краевом архиве. Отчего это так: чем дальше уезжает Нарожный от нашего города, тем чаще я вспоминаю и думаю о нем?
15 июня. Этот злосчастный очерк буквально выбил меня из колеи. А ведь была минута, когда я уже поверила, что вместе с Григорием мы смогли бы не только собрать о десантниках материал, но и написать целую книгу, боевую, призывную, нужную людям.
Замахивалась на книгу, а споткнулась на первой же непривычной теме. И все из-за этого Полуэктова. А как получилось бы славно, окажись на его месте настоящий парень, ну, скажем, такой, как Сережа Бойко. Вот о ком надо писать. Пусть не очень складны его стихи. Пусть бывает порою излишне горяч и безмерно суров там, где можно быть и помягче. Пусть прорывается иногда мальчишеское желание ошарашить округу бурлящей в мускулах силой. Но есть у парня черта, которая делает его человеком незаурядным. У Сергея необычайно высока мера строгости к самому себе. С детства он закаляет волю. Всегда норовит одолеть непосильное.